— Это который Федоров? — спрашивал кто–нибудь из штаба.
— Тот, который Федоров–Дружинин, — отвечали ему. И спрашивающий знал, что речь идет о Федорове, совершившем рейд из Черниговщины. Комиссаром у него был Дружинин.
Или наоборот:
— Тот, который Федоров–Кизя?
Значило это, что речь идет о ровенском партизане, у которого комиссаром смуглый черноволосый Кизя…
— Тот, который Федоров–Кизя, нам сейчас ни к чему, — рассудил начальник штаба. — Наши заслоны с его заставами уже держат локтевую связь. Пока он, видимо, никуда не собирается двигаться. Передадим ему боевой привет и — ша–агом марш на запад.
— Значит, будем держать курс на Федорова–Дружинина? Так, что ли? Тогда высылай вперед дальнюю разведку.
Впереди, в полустепной местности, которую нам предстояло проскочить в ближайшую ночь, находилось два — три полицейских гарнизона.
— Трудно понять, что там за войско. Какая–то помесь местной полиции с украинскими националистами и недобитками из власовцев, — докладывал новый замкомандира разведки Роберт Кляйн. Он уже понемногу осваивался с обстановкой, стажируясь у капитана Бережного.
— Мы думаем проскочить мимо. Не связываться же с этим сбродом? Пускай волынцы с ними повозятся, раз они до сих пор на своей земле эту пакость терпят, — резюмировал данные разведки начальник штаба.
Но связаться пришлось. Вечером, перед маршем, к Федчуку явилась депутация от подводчиков. Они хорошо помнили его обещание: после Горыни их должны отпустить домой. Федчук, хозяин своего слова, взмолился в штабе:
— Надо отпускать быков, товарищ командир. Народ и так обижен.
— Что поделаешь?! Сам вижу, что надо.
И мы разработали налет на бандитские гарнизоны.
— Занимать нам села нужды никакой нет. Только отсечь бы гарнизоны от фольварка, где имеются лошади. Эту мысль и внуши комбатам, — сказал я Войцехоаичу. — Ограничься устным распоряжением. Боевого приказа писать не будем. Не прибавит нам славы эта баталия.
Начштаба согласился:
— Не стоит на эту пакость и бумагу марать.
Хозяевам воловьих упряжек Федчук заявил:
— Каждый, кто приведет ладную повозку с лошадьми, сдавай ездовому, перегружай груз и отправляйся домой восвояси.
— А документы?
— Какие еще документы?
— О том, что мы были мобилизованы. Сколько дней пробыли, и все такое.
— Народ, видать, тертый, — хмыкнул Мыкола Солдатенко…
Налет прошел удачно. В группы прикрытия были выделены старики из Путивльского отряда. В группу захвата фольварка тоже назначали лучшие роты из сумских партизан: по одной роте от второго, третьего и четвертого батальонов. Бой продолжался всего каких–нибудь сорок минут. Помог снегопад. Пушистые легкие хлопья прикрыли фольварк от прицельного огня. «Гарнизон» палил наугад, в белый свет, как в копейку. Вылезать из своих нор трусливая шваль и не думала. Так, постреливали впереди себя — для храбрости, что ли. Мы быстро, сноровисто сделали свое дело, и колонна ускоренным темпом двинулась дальше на запад. К утру зацепились уже за Рафаловские леса.
С рассвета в штабе стало многолюдно, словно в день получки в конторе какого–нибудь леспромхоза. Старшины рот и помпохозы батальонов являлись, окруженные толпами веселых и возбужденных подводчиков.
— Вот это я понимаю… Все честь по чести. Чинно, благородно. Как и надлежит настоящим военным, — разглагольствовал тот самый высокий седобородый старик, который еще в Собычине норовил смыться со своими круторогими волами. — Теперь документы получим и — погоняй до дому.
— Назад порожняком быстро отмахаем…
— Напрямки через Высоцк, — поддакивали старику два инвалида — один на деревянной ноге, другой с пустым рукавом.
— А може, и через Сарны. Там уже, мабуть, Армия наша Червона.
— Нет, через Высоцк будет сподручней. Там Сабуров наступает. Мы с ним лично знакомы.
— Старшина, подтверждай: груз сдан — принят! Новые, уже пароконные, повозки оборудованы. Счастливо вам оставаться, добрые люди!
Получив справки, подводчики тут же подпарывали подкладки пиджаков и шапок, припрятывая полученные от нас справки.
— Это чтобы перейти спокойно через рубеж! Там еще можно встренуться с немцами и их прихвостнями.
Командиры провожали первую партию подводчиков до околицы. Федчук держался гоголем. Подходил к своим землякам. (Среди них оказались уже и подвыпившие.) Прощался. Передавал приветы, поклоны, наставления. Мы с удивлением наблюдали за ним, и я увидел своего помощника в каком–то новом свете. Это был народный вожак. Пусть вожак всего нескольких лесных деревушек, но вожак, признанный вожак!
— А мужик он у них, видать, авторитетный, — сказал мне Солдатенко.
— Что же такое авторитет, Мыкола? — спросил я у кандидата в комиссары.
Он задумался:
— Мабуть, щоб народ… уважал…
— И только?
Больше Мыкола ничего не добавил, но все поглядывал на меня испытующе.
Вернувшись в штаб, я сказал Войцеховичу:
— Ну, Васыль, теперь мы всерьез вышли на оперативный простор. До самого Западного Буга можно двигаться без остановки.
Видимо, и на меня действовало общее приподнятое настроение.
— Если уж на волах вырвались, то конями пойде–о–ом!
— Ход конем? Это как же понимать, товарищ командир? — спросил вдруг начальник штаба. — В смысле этих полицейских коней–кобылят или в смысле тактического хода… Как на шахматной доске…
— Поглядим дальше, Вася. Эту мысль обдумать надо. Как бы только не зарваться.
Снова и снова изучаем с Войцеховичем лежащую перед нами на карте местность. Зеленое море раскинулось до самой Вислы. Позади вытянулась Горынь. Впереди, с юга на север, пересекая наш маршрут, текут новые реки: километрах в ста западнее нас путаная кружевная вязь Стохода; еще сотня километров на запад — и там уже круто петляет, тоже стремясь на север, Западный Буг; южнее — Сан; севернее — мощная голубая лента многоводной Вислы. Все это рубежи боев начала первой мировой войны и позиционного гнилого отсиживания в окопах 1915–1916 годов. А к югу от нее в степной Волыни и в Галиция — гигантское поле трагического танкового сражения июня 1941 года.
Мы разглядываем театр будущего рейда по десятикилометровой карте. Но тянет больше к двухкилометровке. На ней ведь рельефнее местность, видишь все тропы, очертания лесных опушек и полян, конфигурацию населенных пунктов. Сидишь над картой, и невольно напрашиваются сравнения и параллели.
— Во всяком случае, до Стохода путь свободен, — задумчиво говорит начштаба.
— Народ втянулся. Можно на завтра намечать сорокакилометровый марш? Как думаешь? Потянут?
