Великий Мотекусома между тем собирал войска, так как сразу узнал о захвате своих чиновников и мятеже поселений тотонаков. Когда же двое из них прибыли в Мешико и сообщили о поклонах и заверениях Кортеса, а также о том, что именно он их освободил, то Наш Сеньор Бог еще раз склонил сердце Мотекусомы на милость, и он послал двух своих племянников4 в сопровождении четырех пожилых важных сановников к нам, чтобы досконально выяснить положение дел.
Принесли они, конечно, и подарки, материи и золото, всего на две тысячи песо. Наказ им был: поблагодарить Кортеса за освобождение мешиков, а насчет местных индейцев сообщить, что великий Мотекусома не уничтожит их только потому, что в своей стране они приютили Кортеса. Послов приняли отменно, причем сейчас же передали им оставшихся трех пленных. Что же касается местных жителей, то Кортес просил их извинить, и что касается их дани, то она, дескать, уже не может быть отправлена в Мешико, так как двум сеньорам и дважды платить одновременно нельзя: тотонаки же только что стали подданными нашего короля и сеньоpa. Впрочем, сам Кортес со своими товарищами вскоре прибудет в Мешико, чтобы лично представиться Мотекусоме, и тогда все вопросы будут разрешены легко и без остатка. Одарив послов обычными мелочами из стекла и показав им очень красивое зрелище конских состязаний, Кортес весьма расположил их к себе, и они спокойно отправились в Мешико.
И в то время Кортес, вместо своего павшего коня, купил, или ему подарили, другого, каракового, которого звали «Погонщик», того, что был у Ордаса «Музыканта» и Бартоломе Гарсии «Рудокопа»; и был он один из лучших коней в войске. Посольство это придало нам новую и великую силу в глазах тотонаков Семпоалы и даже дальних горных поселений, ибо все были уверены, что великий Мотекусома ответит на пленение своих страшным ударом и полным истреблением. А вместо этого — посольство, подарки и поклоны!
Нас и прежде считали за teules, а теперь это мнение еще более укрепилось, и сам Кортес со своей стороны старался его подкрепить. Так, например, явился к нам толстый касик со многими знатными — наши друзья — с великой опаской сообщил, что в двух днях пути от Семпоалы, это в 8 или 9 легуа, в поселении Тисапансинго5, собралось великое множество мешикских воинов, которые грабят и жгут окрестности. Кортес велел ему тотчас отправиться туда, а для изгнания мешиков дал ему… одного человека, нашего старика Эредию, из Бискайи. Лицом Эредия был ужасен, изранен, и покрыт оспой, со страшной бородой, косящими глазами, телом сутул и прихрамывал — совсем вроде одного из их божеств. Да и хитер был Эредия, недаром он долгое время служил солдатом в Италии, — и сразу вошел в роль, так что изумленный толстый касик и вся его свита по-настоящему уверовали в его нечеловеческую мощь.
Впрочем, Кортес скоро послал, как и было уговорено, гонца, чтобы вернуть и Эредию, и касиков, заявив, что он передумал и вместо Эредия пойдет он сам, чтобы посмотреть местность и тамошних людей. И снаряжен был отряд в 400 человек, с четырнадцатью конными и почти всеми наличными аркебузниками и арбалетчиками. Но случилась небольшая заминка. Кое-кто из приверженцев Диего Веласкеса, видя серьезность приготовлений, заявили, что они не для этого прибыли; что завоевывать страну столь великую и людную — безумие и что они хотят назад, на Кубу, к своим домам и поместьям, тем более что они устали и больны, а Кортес не раз заявлял, что никого не удерживает силком.
Больше всего волновались семеро, и Кортес, после краткого увещания, как бы согласился, велел им приготовить небольшое судно и снабдить их припасами для плавания к Кубе, а один из них — Морон, житель Байямо, имевший искусно выдрессированного чалого коня, продал его Хуану Руано. Но тут собралась войсковая сходка и, во главе с алькальдами и рехидорами нашего нового города Вера Крус, потребовала от Кортеса приказа, что ввиду опасности положения никто бы не смел покидать страны и что каждый, помышляющий о подобной измене службе Богу Нашему Сеньору и Его Величеству, подлежит смертной казни. Так и случилось, Кортес как бы уступил. А сеньорам «уезжающим» прохода не было от насмешек, да один из них — Морон, тот, что продал своего коня, — потребовал его назад, и Хуану Руано, купившему коня, пришлось его вернуть и вновь стать пешим.
Поход на поселение Тисапансинго начался. По дороге мы завернули в Семпоалу, откуда взяли 2000 местных воинов, разделенных нами на четыре отряда, а также нужное количество носильщиков. На третий день мы уже приближались к поселению Тисапансинго, лежащему на большой высоте. О нашем приближении уже знали, и вместо войска к нам вышла депутация знатных людей и papas [(жрецов)], которые с плачем стали умолять Кортеса не губить поселение, так как никакого мешикского гарнизона у них теперь нет, а касики из Семпоалы обманули его, ибо давно между нами и здешними жителями идет борьба за землю и границы. Слышали они, что Кортес всюду хочет установить справедливость; зачем же именно здесь, у них, он поддерживает клевету и неправду.
Узнав это с помощью наших переводчиков доньи Марины и Агиляра, Кортес немедленно послал капитана Педро де Альварадо и маэстре де кампо Кристобаля де Олида, чтобы они остановили отряды из Семпоалы. Но как те ни спешили, все же они опоздали: уже начался грабеж и избиение. С великим трудом удалось восстановить покой, а Кортес под страхом смерти велел касикам и военачальникам Семпоалы вернуть все, до последней курицы; прежде же всего освободить пленных.
Видя столь великую справедливость, жители Тисапансинго охотно подчинились, обещали отстать от своих идолов и жертв, и вскоре и само Тисапансинго, и окрестные поселения формально были присоединены к державе нашего государя. При этом было не мало жалоб на Мотекусому и его чиновников, совсем как в Семпоале и Киауистлане.
Но этого мало, Кортес сумел также помирить жителей Тисапансинго с людьми из Семпоалы, уладить их земельные раздоры, и от прежней вражды ничего не осталось. А когда мы отдыхали, вооруженные, в тени — поскольку было очень жаркое солнце и были очень утомлены, — один солдат, которого звали де Мора, уроженец города Сьюдад Родригес [в Испании], взял двух кур в одном индейском доме этого поселения Тисапансинго, и Кортес, узнав это, так разгневался, что приказал пред тем поселением, где он взял кур, накинуть ему на шею веревку и повесить, но Педро де Альварадо, который был там с Кортесом, перерезал веревку мечом, и полумертвый этот несчастный солдат уцелел. Я привел здесь этот любопытный рассказ по моим записям еще и потому, что мы, свято служа, несли Святые Таинства и [христианское] учение жителям этих мест, а этот солдат, взяв двух кур в мирном поселении, немедленно должен был заплатить за это жизнью, и индейцы теперь знали, что мы не будем расхищать их имущество; солдат же тот потом погиб в бою в провинции Гватемала, у скалы.
