«Перед Гоголем, — писал Шевченко спустя шесть лет, — должно благоговеть, как перед человеком, одаренным самым глубоким умом и самою нежною любовью к людям! Сю, по-моему, похож на живописца, который, не изучив порядочно анатомии, принялся рисовать человеческое тело, и, чтобы прикрыть свое невежество, он его полуосвещает. Правда, подобное полуосвещение эффектно, но впечатление его мгновенно! Так и произведения Сю, пока читаешь — нравится и помнишь, а прочитал — и забыл. Эффект и больше ничего! Не таков наш Гоголь — истинный ведатель сердца человеческого. Самый мудрый философ! И самый возвышенный поэт должен благоговеть перед ним, как перед человеколюбцем!»
Нельзя не видеть прямого совпадения в этих оценках.
Под влиянием идей Белинского и Герцена находилась в это время вся передовая молодежь, объединявшаяся в различные тайные кружки; в сороковых годах такие кружки существовали и в Петербурге, и в Москве, и на Украине. Наиболее крупной тайной организацией была организация М. В. Буташевича-Петрашевского Она образовалась в середине сороковых годов в Петербурге и была связана с другими поддельными обществами и кружками.
Нам известно, что Шевченко был знаком с некоторыми из петрашевцев: с Момбелли, Штрандманом, С художниками Бернардским и Жуковским, возможно, также с поэтами Пальмом и Дуровым (они оба бывали у Гребенки, печатались в альманахе «Молодик», в котором печатался и Шевченко) Может быть, знал он и рукописные документы, составленные петрашевцами, и пользовался их обширными собраниями запрещенных в России книг; «библиотекарем» петрашевцев был близкий приятель Шевченко — Роман Штрандман.
Воздействие на поэта идей петрашевцев, как и идей Белинского и Герцена, отчетливо отразилось в эти годы в его поэтическом творчестве
С детства так близко, так горестно знакома была Шевченко гнусная крепостническая действительность. Передовые идеи его времени помогали ему глубже осознать ее социально-исторический смысл.
Это новое понимание общественных явлений и вызвало к жизни весь замечательный цикл произведений, озаглавленный поэтом «Три года». Единым пафосом — пафосом революционного протеста против крепостничества — проникнуты стихотворения и поэмы этой тетради Шевченко.
В том-то и заключался глубокий смысл слов поэта о «незаметных трех годах», которые «разожгли все злое» в его сердце.
Одно из первых произведений этого периода — остросатирический «Сон», получивший еще при жизни Шевченко широкое распространение в списках.
Развивая традиции русской политической лирики Радищева и Рылеева, Пушкина и Лермонтова, Шевченко создает образы, не имевшие аналогий в предшествовавшей поэзии.
Все эти образы реалистически конкретны, взяты из повседневного быта: опухший, голодный ребенок, умирающий под забором; вдова, с которой требуют подати, а единственного кормильца-сына забирают в многолетнюю (практически пожизненную) солдатскую службу; крепостная крестьянка, день и ночь работающая на барщине; молодой помещик, надругавшийся над крестьянской девушкой:
Это — покрытка вдоль тына
С ребенком плетется, —
Мать прогнала, и все гонят,
Куда ни толкнется!
Нищий даже сторонится!
А барчук не знает
Он, щенок, уже с двадцатой
Души пропивает!
Поэт с убийственным сарказмом изображает царя («царь по залам выступает высокий, сердитый. Прохаживается важно.»), его приближенных («…выступают гордо, все как свиньи: толстопузы и все толстоморды»), всю систему чиновничьей бюрократической администрации.
С богоборческих позиций он выступает против религиозного дурмана:
Нет на небе бога!
Под ярмом вы падаете,
Ждете, умирая,
Райских радостей за гробом, —
Нет за гробом рая!
Образумьтесь!
Работа Фейербаха «Сущность христианства», воспитавшая целое поколение атеистов, была, несомненно, знакома Шевченко через его друзей-петрашевцев.
Благоговейное чувство вызывают у поэта борцы за волю и права народа — закованные в кандалы, загнанные в рудники герои восстания 14 декабря, «апостолы-мученики»
Поэма «Сон» датирована: «Петербург, 8 июля 1844 года». В ней поэт еще готов сочувствовать защитнику феодальных прав казацкой старшины — гетману Павлу Полуботку А спустя полтора года, 14 декабря 1845 года (может быть, не случайно в двадцатую годовщину пушечных залпов на Сенатской площади, — во всяком случае, Шевченко всегда хорошо помнил эту знаменательную дату), он в послании «И мертвым, и живым, и нерожденным землякам» окончательно развенчивает «казацкую национальную романтику», разоблачает идеализированных буржуазно-националистической историей гетманов.
Где уж тут понять народу!!
А шуму, а крику!
— И гармония и сила!
Музыка — и полно!
А история! Поэма
Народности вольной!
Еще раз пересмотрите,
Прочитайте снова
Книгу славы да читайте
От слова до слова
Рабы, холопы, грязь Москвы,
Варшавский мусор ваши паны —
И гетманы, и атаманы!
Так чем же чванитеся вы!
Сыны сердечной Украины!.
А чьей жаркой кровью
Та земля была полита,
Что картошку родит, —
Все равно вам, лишь бы овощь
Росла в огороде!
Тяжело мне, только вспомню
Печальные были
Дедов наших Что мне сделать,
Чтоб о них забыл я?
Я бы отдал за забвенье
Жизни половину
Такова-то наша слава,
Слава Украины!
Поэт горячо сочувствует всем народностям, страдающим, как и украинцы, под игом царя и помещиков.
В поэме «Кавказ» Шевченко создает образ порабощенного, но не сломленного свободолюбивого народа — это бессмертный Прометей:
Спокон века Прометея
Там орел карает,
Что ни день, долбит он ребра.
Сердце разрывает
Разрывает, да не выпьет
Крови животворной,
Вновь и вновь смеется сердце
И живет упорно,
И душа не гибнет наша,
Не слабеет воля,
Ненасытный не распашет
На дне моря поля
Не скует души бессмертной,
Не осилит слова!
И поэт верит в победу народа, он призывает:
Боритесь — поборете!
С вами правда, с вами слава
И воля святая!—
и клеймит ненавистный самодержавный строй:
У нас же и простор на то,
Одна сибирская равнина
А тюрем сколько. А солдат!
От молдаванина до финна
На всех языках все молчат:
Все благоденствуют!
Недаром формула «на всіх язиках все мовчить, бо благоденствує» сделалась классическим определением царской «тюрьмы народов». Ее неоднократно использовали в революционной публицистике, начиная с Чернышевского, вплоть до большевистской печати