Призвали синоптиков. Их приговор был единодушным: лететь нельзя. Все варианты того, как бы "обмануть" погоду, отпали сразу. Циклон уже надвинулся на Диксон, пережидать его совершенно не оставалось времени. Обойти непогоду стороной было невозможно: заберешь в открытое море потеряешь и без того плохо различимые ориентиры на берегу, возьмешь "поглубже" в сторону суши - напорешься на горы. Подняться выше, над циклоном, вряд ли удастся из-за большой перегрузки машины: ведь помимо пассажиров в такой полет требовалось взять двойной запас горючего - на случай, если бы в бухте Тикси оказалась невозможна посадка и пришлось бы возвращаться в Диксон. Будет ли улучшение погоды? На этот вопрос синоптики отвечали неопределенно, хотя и допускали вероятность, что за мысом Челюскин "может полегчать". Итогом всех этих переговоров был ответ Черевичного: "Экипаж решил лететь".
Наступила полночь 13 октября, когда пассажиры направились к берегу, неподалеку от которого стояла на воде "Каталина" Черевичного. Вместе с членами экипажа пассажиров оказалось... 13 человек. И, как бы в довершение всех бед, выяснилось, что синоптик Главсевморпути, прикомандированный к штабу Кучерова, - женщина, Александра Никитична Петрова! Два раза по тринадцать и единственная женщина на борту - поневоле станешь суеверным!
...Александра Никитична Петрова (она скончалась в Москве в 1972 году) была явно удивлена, что почти тридцать лет спустя кто-то интересуется полетом, в котором она принимала участие, однако "под давлением фактов" признала, что действительно трудно забыть тот день:
- Мне было страшно, я ведь сама по картам видела, какой циклонище надвигается! Была, правда, маленькая надежда, что удастся опередить его, но она тут же рухнула: повалил густой снег, началась поземка. Я подошла к адмиралу, спрашиваю: "Ну, как, полетим?" А он пожал плечами и ответил: "Раз летчик не боится - значит, полетим!" Я сама слышала, как кто-то спросил Черевичного: "Что, Ваня, за крестами собрался?" Тот даже не огрызнулся, только серьезно так сказал своему механику: "Найди кошку". Я не сразу поняла, а потом уж догадалась: раз на борту единственная женщина, то, как бы для "равновесия", для нейтрализации "бабьего эффекта", нужно взять в полет кошку, желательно - черную! Пилоты ведь любят поиграть в суеверие...
- Как оторвались от воды, не помню, но, можно не сомневаться, - по всем правилам: Иван Иванович был великим мастером. В какую только погоду он ни летал, на какие полыньи ни садился - уму непостижимо! Он, как мне кажется, у всех остался в памяти шутником и балагуром, но я его запомнила и другим: как только сядет за штурвал - никаких шуток-прибауток, лихости или грубости. Одна сосредоточенность и внимание. А уж тот полет - всем полетам полет!..
Они взлетали в кромешной тьме. Взлетную полосу на поверхности диксоновской бухты высвечивали прожекторами корабли, а с берегов светили фонарями сигнальщики, чтобы машина не врезалась при разбеге в какой-нибудь мысок. Едва "летающая лодка" набрала высоту, как оказалась в сплошной облачности: циклон нагнал самолет, и теперь машина уже не могла из него вырваться. Единственный плюс - попутный ветер, он подгонял "Каталину", но он же был и несомненным минусом. Самолет болтало, крутило, и летчикам с трудом удавалось справляться с рулями. Вот когда человек может до конца прочувствовать, что такое сила стихии!
Мы еще далеко не всегда и не вполне отчетливо представляем себе ее, задумываясь над этим лишь в минуты потрясений, больших бедствий наводнений, землетрясений, извержений, засух. А ведь энергия обыкновенной летней грозы где-нибудь в средней полосе России равносильна энергии тринадцати атомных бомб типа нагасакской! Обычный же, далеко не самый страшный ураган "содержит" в себе энергию пятисот тысяч таких бомб... Многое ли может человек, попавший в самое средоточие подобных страстей? Многое!
Конечно, они не были одиноки в том полете. Все полярные станции от Диксона до Тикси, все авиаточки, где только можно было произвести посадку, были приведены в состояние полнейшей готовности. Еще и еще раз проверялись средства сигнализации: они могли сыграть решающую роль при непредвиденной посадке в ночных условиях. Радисты на земле напряженно следили за работой бортрадиста А. А. Макарова. Сквозь оглушительные атмосферные разряды, вой и треск прорывались радиопеленги с земли вместе со скупыми напутственными пожеланиями.
Пилоты вели "Каталину" вслепую, прилагая все усилия, чтобы не сбиться с курса. Тряска продолжалась, но не это было самое страшное: машина начала обледеневать, с громким хрустом по ней стали бить кусочки льда, срывавшиеся с винтов.
Едва началось обледенение, под тяжестью льда, наросшего на проводе, оборвалась наружная антенна, а вместе с нею - и связь. Несколько раз Макаров ухитрялся ненадолго восстановить ее: он выпускал за борт новую антенну с подвязанным к ней грузиком, принимал с земли уточнения к курсу, передавал несколько фраз об условиях, в которых проходил полет. И тут же снова рвался под тяжестью льда антенный тросик, и снова радист выпускал за борт очередную "самоделку".
Пробить облачность тяжелая машина была не в состоянии, попытка же лететь под облаками могла обойтись очень дорого: над самым морем стлался туман, до воды было всего 10 - 15 метров, причем самого моря с такой ничтожной высоты не было видно из-за темноты, а показаниям альтиметра, естественно, не было никакой веры. Доходило до того, что пилотам для определения высоты полета приходилось стрелять вниз, по воде, из ракетницы!
На меридиане мыса Челюскин стало немного легче. Выше стала облачность, кончилось обледенение, а самое главное, хотя и по-прежнему держался туман, наступил рассвет. Около полудня 13 октября, на исходе десятого часа полета, "летающая лодка" пошла на посадку в бухте Тикси, по счастью, еще свободной ото льда. Лед появился здесь меньше чем через сутки - на утро следующего дня. Опоздай они на несколько часов - и...
Теперь для экипажа Черевичного возникала новая проблема - как взлететь. Чтобы добраться до чистой воды, пришлось прибегнуть к помощи портового ледокола. Корабль околол гидроплан и стал прокладывать для него канал во льду. "Каталина" покорно рулила следом. Наконец самолет закачался на морской волне. Взревели моторы, Черевичный взлетел, взяв курс на юг, на Красноярск - для пилотов навигация в Арктике закончилась.
А для бывших пассажиров Черевичного она только-только начиналась. Штаб С. Г. Кучерова перешел на флагманский ледокол, которым командовал В. И. Воронин. Перешла туда и синоптик А. Н. Петрова, чтобы по сводкам, регулярно поступавшим на борт корабля, составлять ежедневные синоптические карты на всю Западную Арктику. (Как рассказывала Александра Никитична, военные моряки к этому времени уже хорошо познали цену метеосводок и синоптических карт - Ольга Николаевна Комова в Архангельске немало способствовала этому.)
