— Так ведь жара какая, Григорий Михайлович.
— Жарко всем. Жду вас через два часа.
— Слушаюсь, — ответил Смушкевич.
О том, как его мучали боли в ногах, мог догадываться [97] лишь живший с ним в одной юрте Александр
Гусев. Но едва он пытался начать какие-то разговоры об этом, Яков Владимирович тут же обрывал его.
А потом, отойдя, говорил:
— Ни к чему это, Саша. Все равно ведь отсюда я не уеду, пока не кончим.
Через два часа одетый по всей форме Яков Владимирович явился к Штерну. Здесь уже были
командующий армейской группой наших войск Г. К. Жуков, командующий артиллерией Н. Н. Воронов и
другие военачальники.
Обсуждалось положение на фронте, где сейчас воцарилось временное затишье. Но все понимали, что
долгим оно не будет.
Смушкевич использовал это время для занятий с летчиками. Сам подымался в воздух, чтобы проверить, как проходят учебные бои. Пока решено было не летать над линией фронта. Пусть японцы уверятся в
том, что мы до сих пор не можем прийти в себя от майских неудач.
Обо всем этом Смушкевич доложил командованию.
— Хорошо, что время зря не теряли. Теперь вам надо будет перебраться со своим штабом поближе к
Георгию Константиновичу. Теснее надо взаимодействовать с ним. Будем готовиться к решающим боям,
— выслушав его, сказал Штерн. — Обо всем, что необходимо вам, — он повернулся в сторону
Смушкевича и начальника его штаба Устинова, — я сегодня же доложу Москве.
Вскоре прибыли «Чайки», новые машины с убирающимися шасси. Смушкевич собрал командиров и
сказал:
— Давайте посоветуемся, как их использовать. [98]
— Надо создать одну группу из имеющих боевой опыт летчиков и отдать им эти «Чайки», — предложил
кто-то.
— Неплохо, — согласился Смушкевич. — А возглавит группу Грицевец. В нее включим Герасимова, Смирнова, Короткова, братьев Орловых ну и... В общем остальных подберешь сам, — повернулся он к
Грицевцу.
— Слушаюсь, — ответил Сергей.
Имя этого героя Испании было уже хорошо известно всей стране. Теперь ему предстояло показать свое
мастерство в небе Монголии.
— Давай попробуем так, — когда они остались вдвоем, предложил Смушкевич. — Начнешь бой с
выдвинутыми шасси. Понимаешь?
— Так-так, — раздумчиво проговорил Грицевец. — Интересно...
— По внешнему виду ведь «Чайка» ничем не отличается от «И-15», — продолжал Смушкевич.
— А с ним они в бой вступят охотно, — понимающе подхватил Грицевец.
— Вот-вот... — одобрительно кивнул Смушкевич.
— Ну, а дальше что? — все более воодушевляясь, говорил Грицевец. — Дальше, я думаю, потащим их на
вертикаль... Так ведь?
— Так...
— И там мы им и показываем, где раки зимуют.
— Ну что ж, задумано вроде бы все неплохо. Посмотрим, как получится в бою, — заключил Смушкевич.
Обе стороны следили за этим боем с неослабевающим вниманием. Смушкевич стоял рядом с Жуковым
на его КП, занимавшем господствующую над местностью высоту Хамар-Даба. Вот как вспоминал [99] об
этом спустя много лет Георгий Константинович Жуков:
«22 июня 1939 года в районе озера Буир-Нур появилась группа японских истребителей в состава
двадцати самолетов.
Яков Владимирович поднял в воздух тридцать самолетов. Завязался ожесточенный бой. Через небольшой
промежуток времени к японцам подошли на помощь еще тридцать самолетов, но на подходе их
перехватили наши истребители. Их вели Герои Советского Союза из так называемой группы
Смушкевича, прибывшей вместе с ним. Мы видели, как загорались и падали вниз самолеты. А
Смушкевич, находясь на КП, нам сообщал: «Пока падают японцы».
За второй волной к противнику на помощь подошла третья волна в составе еще сорока пяти машин. Но к
этому времени Яков Владимирович предусмотрительно подтянул и своевременно бросил в бой
шестьдесят своих самолетов. Бой вспыхнул с новой силой. Однако через пятнадцать — двадцать минут
японская авиация начала беспорядочное бегство. После боя на территории, над которой он проходил, были обнаружены остатки тридцати одного японского самолета. Наши потери были незначительны.
Сколько было после этого ожесточенного воздушного сражения радости у летчиков, да и в сухопутных
войсках, особенно у тех, которым довелось стать свидетелями этой победы!
В этом бою, как и в последующих воздушных битвах, Яков Владимирович Смушкевич показал себя
исключительно вдумчивым и умелым организатором действий крупных сил авиации.
При проведении операций наши ВВС во всех случаях обеспечивали господство в воздухе и надежно
прикрывали действия армейской группы». [100]
Так через двадцать шесть лет рассказывал о тех днях Маршал Советского Союза Г. К. Жуков в своем
письме автору.
Но видимо, японское командование все еще не могло понять, что же это происходит. Почему вдруг такой
перелом в событиях?
Оно бросает в атаку лучших из лучших летчиков, имевших опыт войны в Китае.
Наши летчики узнали об этом лишь после боя, когда в штаб Смушкевича доставили одного из тех, кому
удалось остаться живым, — знаменитого японского аса капитана Маримото.
Хотя японцы и потерпели поражение в воздухе и теперь не решались начинать первыми, а лишь ждали, что предпримут наши летчики, ясно было, что они еще попытаются взять реванш в небе, а главное, на
земле.
Но дать им возможность собраться с силами никто не думал. Решено было опередить японцев.
В один из августовских вечеров, накануне праздника летчиков, в гости к ним приехали маршал
Чойбалсан, комкор Смушкевич и другие командиры. Когда все уселись за столы, поднялся невысокий, стройный полковник Лакеев и сказал:
— Говорят, японцы зимовать собираются. Нас зима не пугает. — Он бросил взгляд в сторону гостей. —
Но может, не придется, а?..
Смушкевич лукаво улыбнулся. Ему уже был известен день наступления.
Утром 20 августа шестьсот советских самолетов замерли на старте. Вместе с другими командирами
Смушкевич занял место в большом напоминающем террасу окопе на склоне горы Хамар-Даба, где
находился командный пункт. [101]
Перед ними раскинулось поле боя. Правда, пока его скрывал густой предрассветный туман. Все с
нетерпением ждали, когда он разойдется. Стрелка часов подошла к пяти часам сорока пяти минутам. Тут
же над КП пронеслись истребители Л. Трубченко и Г. Кравченко.
— По вашим можно время проверять, — улыбнувшись, заметил Смушкевичу Штерн.
