Он был в курсе новостей, читал газеты, очень тонко разбирался в событиях, в людях и понимал, кто куда идёт и часто понимал, почему его отец именно так относится к тому или другому человеку, несмотря на те или иные события, их видимую сторону. Он понимал, какие качества человека его отец ценит, какие может не замечать, какие – исправить и к чему это приведёт.
В каждом деле у него были свои кумиры. Он знал, что Будённого Ленин назвал первым кавалеристом мира. Это второй человек в истории после наполеоновского маршала Лана, которого Наполеон назвал первым кавалеристом мира.
Василий знал, кто как летает. Он колоссальное уважение испытывал к Михаилу Михайловичу Громову – известному лётчику-испытателю. Громов был профессором кафедры эксплуатации самолётов и моторов, самым крупным специалистом в вопросах испытания. Василий пытался по возможности полетать с Громовым, чтобы поучиться. И он говорил, что ему это удалось, чем гордился. Говорят, что Чкалов был его кумиром. Чкалов – интуитивный лётчик, человек колоссального таланта в полёте, но Громова Василий уважал больше. Чкалов погиб в 1938 году, когда Василий лётным делом ещё не занимался, может, только мечтал, потому Чкалова он как такового не знал. Может, он видел его полёты, но ничего конкретно от Чкалова в смысле опыта и практики он не получил. Так что его кумиром в лётном деле, думаю, был всё-таки Громов.
Василий отцу немало рассказывал о самолётах. В этом отношении отец к нему прислушивался и понимал, что Василий здесь, несмотря на то, что совсем молодой, уже специалист, понимает и разбирается. И отец ему доверял.
Корр.: Звонил ли отцу попросту, заходил, как дети к родителям или родители к детям: «Как дела?»
А.С.: Нет. Только по делу, с разрешения: можно ли прийти. Или когда его отец, и нередко, вызывал для решения вопросов как специалиста-лётчика, которому он доверял как человеку, который понимает дело и будет совершенно откровенно и правдиво докладывать.
Примерно в 1948 году мы с Василием, он был тогда командующим, сидели в Зубалово. Звонок по ВЧ: сообщили о катастрофе бомбардировщика ИЛ-28. Экипаж из 3 человек погиб. В авиации катастрофы, увы, неизбежны. Василий позвонил отцу, доложил. Слышу, как он отвечает: «Всё сделаем, всё сделаем, как надо. Я обо всём распоряжусь и проверю исполнение». И мне говорит: «Отец сказал, что самолёт мы новый сделаем, а там были люди, у лётчиков семьи, имей в виду». Василий добавил, что нужно всё сделать, потому что отец обязательно поинтересуется исполнением. Его отец был очень внимателен к людям и сразу сказал, что прежде всего надо позаботиться о семьях погибших.
Корр.: А насколько вообще Сталин интересовался бытом и его устройством?
А.С.: Для себя?
Корр.: Нет, вы уже говорили, что он был аскет. А друзей, соратников? Вот так, сразу, распорядился позаботиться о семьях лётчиков, погибших в катастрофе. Он понимал, что человек живёт не в безвоздушном пространстве, ему надо где-то жить, что-то есть?
А.С.: Безусловно, понимал! Безусловно. Не говоря о масштабных действиях правительства в области социальной политики, в том числе строительства жилья (взять хоть «сталинские дома»), но возьмите простую вещь. Когда ему шахтёр написал, что в шахтной бане нет воды, Сталин ответил: «Если в шахтной бане нет воды – судить директора шахты как врага народа». Всё, больше вопроса такого не стояло. И разговоров не было – вода была.
Или ещё пример. Рабочий пишет Сталину, что ему не выдали зарплату, а послали на курорт, пообещав, что пришлют деньги туда. Отпуск кончился, ничего не прислали, и денег нет, чтобы даже уехать.
Резолюция Сталина на письме: «Поправка пошла насмарку. Снова дать путёвку. Все выдать за счёт виновного».
Корр.: Ему писали множество писем. Но ведь приведённые вами письма – чисто бытовые. Почему именно они попала к Сталину? Кто делал отбор?
А.С.: Это работа секретариата. Решали Поскрёбышев или его помощник Чечулин. Они просматривали и решали, что делать: с какими вопросами письма направляли к Сталину, а на некоторые письма в секретариате сами отвечали и решали поставленные в них вопросы.
Например, мне рассказывал Леонид Георгиевич Мельников, секретарь Карагандинского обкома партии (прекраснейший человек был!) Он во время войны был вторым секретарём Донецкого обкома, членом военного совета 64 армии. Ему звонят, говорят, чтобы он летел в Москву. Идёт Сталинградская битва, он – член военного совета армии, отмахивается: «Подождут!» Опять вызывают – он не реагирует. Потом от Сталина приказ: быть тогда-то. Делать нечего – в самолёт.
Сталин говорит: нужен уголь. Нужно ехать в Караганду и удвоить добычу угля. Там был при этом разговоре ещё Егор Трофимович Абакумов «король пол-угля», как его называли, это ещё старый шахтёр-саночник.
И вот Сталин посылает Мельникова секретарём обкома в Караганду за углём. Мельников спрашивает: «А как же я буду со всеми разговаривать, убеждать? Это Казахстан, я язык не знаю». Сталин дал рекомендации, как можно это сделать. Сталин говорит: «Пойдите на базар, найдите старого акына, который там песни поёт. Это не песни в нашем понимании – это песни о жизни, он рассказывает о текущей жизни. Он вам всё подскажет и поможет».
Мельников, приехав в Караганду, нашел такого акына и делится при разговоре со мной: «Я никогда не думал, что так может быть, такой результат. И ведь это был случайный акын, никакого подбора тут не было».
Потом, когда добыча была удвоена, как и приказано, нужно представлять людей к наградам. Мельников этого акына представляет к Ордену Ленина. На него накинулись: да что это? Какой-то там акын по базару шляется, поёт. Причём, против было начальство национальное, местное. Они были очень этим недовольны. Мельников Леонид Георгиевич позвонил Поскрёбышеву и сказал, что, мол, вот такая вещь: акын мне очень помог. Так сделать мне рекомендовал Сталин, и я считаю, что акына нужно представить к Ордену Ленина. А тут все против. Поскрёбышев говорит: «Делай!» То есть он эти вещи с ходу решил. Через день-другой Поскрёбышев звонит: «Товарищ Мельников, товарищ Сталин сказал, что вы с акыном поступили совершенно правильно!»
Но из этого ордена целую политику вывел сам акын! Оказывается, он пел и на 300-летие дома Романовых. И за это ему дали пять рублей. «А когда я пел для советской власти, я получил золотой орден самого Ленина!» – пел он.
Сталин понимал национальные особенности прекрасно: этот акын кричит на базаре, но он – политик! Он мне, говорил Мельников, очень много помог: если какие вопросы надо решать, я ему говорю, он идёт на базар и поёт о том, что нужно вот для того или вот того-то. Люди слушают его и делают. Он в песне рассказывает и призывает.
Корр.: Со своими обязанностями командующего московским военным округом Василий справлялся?
А.С.: Судя по тому, что округ вышел на первое место по реальным результатам, да. Какая бы ни была фамилия командира – аэроплан всё равно тяжелее воздуха, а земля твёрдая.
Возьмите подготовку экипажей. Тогда шла война в Корее, люди уходили на боевые действия отлично подготовленными. Не зря и в мирное время командующих награждали. Василий не был человек импульсивного действия: хочу и делаю, вот взбрело мне. Нет. Он всё тщательно продумывал, опирался на хороших специалистов. У него были прекрасные лётчики, которых во многом он сам воспитал. В этом отношении он обладал высокими способностями замечать задатки, развивать их. Поэтому в войну полк, которым он командовал, имел хорошие успехи. А он набирал туда не общеизвестных знаменитостей, а ребят, у которых видел бойцовские задатки лётчика. Он за командование округом был награждён третьим Орденом Красного знамени. За то, что его округ уверенно держал первое место, за подготовку, проведение крупных парадов, а ведь это не «па» на паркете, это – сложнейшая задача, которая не только демонстрирует мощь страны, но эту подготовку можно применить в реальных боевых действиях.
Корр.: При Сталине проводились грандиозные военные парады. С какой целью?
А.С.: Сталин считал это необходимым: военные парады были 1 мая и 7 ноября. Ведь это, собственно, смотр состояния армии. Все парады имели политическое значение, в зависимости от политической обстановки строился и парад. При этом каждый парад имел определённый политический акцент, упор делался на те или иные элементы могущества государства. Идея парада 1941 года – чисто его идея.
Корр.: Вы присутствовали на гостевых трибунах во время парадов. Дома в этот день готовились как-то к ним? Одевались, может, специально?
А.С.: Нет. Обычную одежду надевали. Вставали, как обычно, завтракали. Сталин уходил на работу, как и всегда. Он выходил на трибуну со своими людьми, с руководителями, а мы шли отдельно. Когда были маленькие, ходили с моей матерью и Надеждой Сергеевной. Потом её не стало, ходили с моей матерью. Мы всегда чувствовали и знали, что парад – это серьёзная государственная работа. После парада Сталин с руководителями приходил, они собирались, говорили о том, как прошло, оценивали. Вообще у него всё всегда было по делу и вокруг дела.
