Думаю, в случае с Бурбулисом была применена хорошая профессиональная «проработка». Именно ею Бурбулиса в конце концов и «взяли». Вообще-то многие из тех, кто находился в окружении президента, почувствовали в свое время на себе определенную работу спецслужб. Скажем, против меня она велась все годы вплоть до снятия с должности Александра Коржакова, руководителя Службы безопасности президента, и даже после снятия он не оставлял меня в покое. Причем «работали» весьма примитивно, но найти в моих действиях компрометирующие факты было невозможно по той простой причине, что таковых просто-напросто не существовало. Тогда их придумывали или специально провоцировали.
Но вернусь к предвыборной команде президента. В нее входил и очень работоспособный, колючий в общении Михаил Никифорович Полторанин, которому Ельцин явно симпатизировал. Они часто виделись, и Борис Николаевич всегда прислушивался к его мнению. Однако в их отношениях существовала некая дистанция, которую поддерживал и сам Михаил Никифорович.
«Приятельских отношений у нас не было и нет, — говорил в одном из интервью Полторанин. — Как-то Ельцин спросил меня, почему я никогда не приглашаю его к себе домой в гости. И я ответил, что боюсь быть неправильно понятым окружением и потому буду чувствовать неловкость в наших отношениях. Считаю, что пока близкие мне люди при силе, я могу находиться от них в стороне. Бориса Николаевича приглашу к себе, когда, не дай Бог, случится что-нибудь и он окажется в нужде. Тогда я скажу: «Борис Николаевич, пожалуйте в мой дом, все, что у меня есть, будем делить по-дружески».
На пост вице-лрезидента, как впоследствии стало проясняться, рассматривались три кандидатуры: Хасбулатов, Бурбулис и Руцкой. Все трое переживали, волновались и ждали решения Бориса Николаевича. И только в последнюю ночь, говорят, под самое утро того дня, когда заканчивалась регистрация кандидатов в президенты, Ельцин остановил свой выбор на Александре Руцком. Многих это решение тогда удивило, но было понятно, что для завоевания голосов среди силовиков требовалась именно такая, военная фигура. И биография у Александра Владимировича очень подходящая: афганец, Герой
Советского Союза. Конечно, никто не мог предположить, что Руцкой-ведомый в скором времени станет Руцким-атакующим и президент с ним досрочно расстанется. Уже через полгода после выборов в прессе стали появляться требования о его отставке.
Из сообщений СМИ:
«Похоже, нам не везет на вице-президентов. Западная новинка пришлась явно не ко двору. Чеченской операцией вице-президент нанес своему шефу удар такой силы, что, не спохватись вовремя парламент, южный фронт боевых действий был бы России обеспечен. Летчик такого класса, как Руцкой, должен, конечно, понимать, что в подобной ситуации принято катапультироваться. Добровольно» («Пролог», № 47).
«Вчерашний парламентский день начался с пресс-конференции вице-президента А.Руцкого. Он ответил категорическим отказом уйти в отставку и добавил, что после его поездки у многих сложилось неправильное мнение, будто у него возник конфликт с Ельциным. А конфликта нет, но есть убеждение вице-президента, что в России сейчас существует одна власть — власть улицы. То, что делает правительство, — «гигантский эксперимент, который в очередной раз проводят над Россией». Правительству удобно творить все что вздумается, потому что оно полностью бесконтрольно. Парламент этим не занимается, а у вице-президента такие функции потихоньку отбирают» («Куранты», 27 декабря).
В ночь после выборов с 12 на 13 июня ни Бурбулис, ни Полторанин, ни я домой не уезжали — ждали результатов голосования. Информацию о подсчете голосов мы все трое получали практически одновременно от В.И.Казакова, по-прежнему возглавлявшего Центризбирком. Он хорошо знал свое дело, работал четко, и мы разговаривали на одном языке.
Уже под утро мы узнали, что первым Президентом России — за всю ее историю — стал Борис Николаевич Ельцин.
В течение месяца после выборов должна была пройти инаугурация, то есть торжественное вхождение президента в должность. Подготовка к инаугурации была поручена мне, предстояло только определить ее дату. И тут, каюсь, я предложил 10 июля, это день моего рождения. Дата была принята и утверждена, и мы стали готовиться.
Конечно, никто из нас не знал, как проводить в России процедуру, которая должна положить начало новой традиции. Борис Николаевич большое значение придавал новой атрибутике, и нам надо было предусмотреть все до мелочей, включая и размер российского флага, который отныне станет развеваться на флагштоке в Кремле, и высоту самого флагштока, и конструкцию трибуны по типу той, за которой выступает американский президент и которую впоследствии можно было бы брать в президентские поездки.
Требовалось подумать и о том, как рассадить приглашенных на торжество глав союзных республик. Первоначально предполагалось — в президиуме, на сцене. Потом мы дружно отказались от этой мысли — слишком живы еще были у всех в памяти недавние партийно-номенклатурные президиумы.
Всё в организации этого дня было нам внове, но его сценарий постепенно выстраивался, обретая логичность и законченность. Сначала — российский гимн, затем — слово президента. Я предложил пригласить для выступления Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.
Сразу же возникла необходимость «уравновесить» Его Святейшество светской фигурой. Выбор пал на Олега Басилашвили, и не случайно. Конечно, были важны его изумительные артистические данные, но главное не это. Олег Валерианович среди депутатов выделялся не только демократическими взглядами, но и нравственной чистотой и вызывал этим особое к себе притяжение. И отношение всего депутатского корпуса было к нему очень уважительным.
Переговоры о выступлении велись и с М.С.Горбачевым. Договорились, что он выступит по сценарию вслед за Патриархом. И вдруг поздно вечером 9 июля, в самый канун инаугурации, Михаил Сергеевич, получив сценарий торжества, передал через своих людей, что придет не на открытие, а несколько позже и выступит в самом конце процедуры, то есть последним, за рамками официальной части. В то же время его сотрудники и руководство Верховного Совета СССР накануне заказали у нас очень большое количество билетов — на всю ложу правого крыла в Кремлевском дворце съездов — и в последний день перед инаугурацией обрывали наши телефоны, требуя дополнительных билетов. Мы никому из них не отказывали.
Наступило 10 июля 1991 года. Кремлевский дворец съездов. Вот-вот начнется церемония. Зал переполнен, и только правое крыло зияет абсолютной пустотой. Правда, желающих занять свободные места у нас и без того предостаточно, Но позже у меня сложилось впечатление, что эта история с запросом непомерно большого количества билетов была не случайна — вполне вероятно, делался расчет на то, что пустые ряды произведут подобающее моральное воздействие и на присутствующих, и на телезрителей.
