Опьяненная успехом и уверенная в своей популярности, об эфемерности которой она даже не подозревала, королева, казалось, забыла о своих врагах, которые считали ее опасным агентом Марии-Терезии.
Неуверенная в будущем дочери и альянса, Мария-Терезия старалась всячески помочь королеве своими советами, которые убеждали последнюю в мудрости матери. В письмах та советовала ей слушаться во всем Мерси. «Смотрите на него как на Вашего министра и одновременно и моего, что, впрочем, может прекрасно сочетаться», — напутствовала она. Таким образом, Мария-Антуанетта старалась слушаться Мерси, читала и перечитывала письма матери, но подчинялась лишь своим капризам. «Юная принцесса из-за своей легкости и живости не может обременять себя ничем, что требует внимания и настойчивости; единственное средство от этой скуки — не думать о серьезных вещах», — жаловался Мерси императору Иосифу, умоляя его образумить принцессу. «Нужно бороться с ее ленью и расточительством, — отвечал последний. — Смиритесь с этой привычкой, и пусть она видит, что отсутствие опыта и неразумность, находящие одобрение, приведут ее в бездну».
Если бы даже эти строгие наставления и повлияли на принцессу, они все равно не имели бы нужного результата. Возможно, несмотря на все это, Мария-Антуанетта собиралась обмануть свою опытную и благоразумную семью, для того чтобы показать себя королевой, которой восхищается вся Франция. Все ее желания сводились к тому, чтобы отомстить врагам и осчастливить друзей или, вернее, тех, кого она таковыми считала. На протяжении будущих месяцев и лет она будет настаивать на своем и вмешиваться в то, что ей будет казаться невероятно важным, путая личные капризы с государственными интересами. И этой весной 1774 года она почувствовала себя удовлетворенной, так как король отправил мадам Дюбарри в аббатство Понто-Деф. Мария-Антуанетта уверовала, что наконец отомстила бесстыдной фаворитке. Оставалось освободиться еще от одного врага — герцога д'Эгильона и вернуть ее любимого Шуазеля.
Обстоятельства сложились так, что 3 июня, разумеется, по совету дяди, герцог д'Эгильон попросил отставки. Мария-Антуанетта ликовала, Мерси же умело скрыл свою досаду. Было очевидно, что был исполнен очередной каприз королевы. Постоянно держа в голове советы Кауница, он тут же начал внушать королеве мысль о назначении кардинала Берни, который был необходим для укрепления альянса. Мария-Антуанетта оставалась «холодной и безразличной». Она предпочитала небрежно отвечать, что ей более симпатичен барон Бретель, который недавно вернулся из Неаполя и кого так хвалила ее сестра Мария-Каролина. «Однако это предпочтение было вызвано еще и желанием продемонстрировать свою власть,» — догадывался Мерси. Назначение Вержена, которое произошло чуть позже, никак не обеспокоило ее. По всей вероятности, посол Марии-Терезии злоупотреблял или вернее, притворялся, что злоупотреблял влиянием королевы. Если король был готов уступить ее капризам, он не докладывал об этом своему правительству. «Людовик заявлял о желании не допускать женщину к государственным делам», — отмечал аббат Вери, имевший точные сведения от Морепа и Вермона, чьим другом он являлся.
Чтобы порадовать жену, король согласился вернуть Шуазеля. Должно быть, ей пришлось использовать всю свою хитрость, чтобы добиться своего. Ведь тот, кто пренебрегает супружескими обязанностями, должен каким-то образом компенсировать этот недостаток. И король исполнял все ее просьбы. Однако прием Шуазеля, состоявшийся через несколько дней, показал, что король не собирается возвращать ему пост министра. Несмотря на любезное отношение королевы и графа д'Артуа, Шуазель вскоре снова отправился в Шантлу. Мария-Антуанетта не проявляла ни особой радости, ни огорчения по поводу этого спешного отъезда.
Летом 1774 года вокруг королевы начали плестись интриги. Ее упрямство и непринужденность в общении с врагами вскоре привели к тому, что при дворе образовалась целая партия ее противников, о которой она даже не подозревала. Все началось еще в Мюэте, в дни траура. По обычаю, все были одеты в черное, на головах — нелепые черные колпаки. Все придворные дамы подходили к королеве и приседали в реверансе. Шествие тянулось невероятно долго, миловидные мордашки сменялись одряхлевшими и трясущимися головами «почетных вдовушек», королева держалась с достоинством. Вдруг маркиза де Клермон-Тонер, которая стояла позади Марии-Антуанетты, устав, решила, что будет гораздо удобнее присесть, укрывшись за широченными фижмами фрейлин и королевы. Природная веселость маркизы взяла верх, и она шутки ради потянула за юбки фрейлин. Этого было более чем достаточно, чтобы королева растеряла весь свой серьезный и напыщенный вид. Не сумев сдержаться, она расхохоталась, прикрывшись веером, прямо перед носом нескольких почтенных герцогинь, которые знали себе цену. Наглость молодой ветреницы, которая восседала на троне, взбесила их. Они навсегда запомнили эту выходку.
На следующий день появился первый памфлет на Марию-Антуанетту. Мало того, что герцог д'Эгильон, уйдя в отставку, затаил ненависть к молодой государыне, та очень быстро ополчила против себя могущественного принца Руанского и его многочисленных союзников. Однако не она, как таковая, была причиной ненависти. Они скорее ненавидели австрийский альянс, чем саму эрцгерцогиню.
К большому облегчению императрицы посол был отозван во Францию сразу после вступления на престол Людовика XVI. Принц, разумеется, тешил себя надеждой получить пост министра, но новый король даже не думал об этом. Если его тетушка мадам де Марзан и прилагала массу усилий, чтобы добиться своего, это было чистое поражение. Приехав в Версаль он был встречен «с невероятной холодностью и с ним больше не разговаривали», утверждал Мерси. Измученный своими кредиторами, принц Руанский слыл теперь человеком, погрязшим в долгах, не без удовлетворения говорил Мерси. «Его положение было самым ужасным, насколько это возможно». В данном случае можно было только удивляться легкости посла, с которой он утверждал, «что ни он сам, ни его семья не могли больше быть причиной недовольств королевы», поскольку они больше не играли никакой роли при дворе. Это была недооценка собственной власти и власти Субизов, их родственников, союзников и друзей. Императрица опасалась с их стороны мести, жертвой которой станет ее дочь.
Тем не менее, увидев, как все ее враги один за другим падают с пьедесталов, Мария-Антуанетта с легким сердцем и довольная собой отправилась в Компьен. Там она ощутила полную свободу — поздно вставала, после обеда принимала друзей, близкую подругу принцессу де Ламбаль, которой она предоставляла удовольствие управлять на свой лад, так чтобы последняя не чувствовала себя несчастной. Откровенная милость вызывала жгучую ревность тетушек, здоровье которых настолько пришло в норму, что они вернулись ко двору. Вскоре все заметили, что Мария-Антуанетта словно отодвинула их на второй план. Герцог де Круа «находил королеву пополневшей и очень решительной. Мне больно видеть тетушек короля (для которых оспа не прошла бесследно и состарила их на много лет), с которыми обращаются как с простыми придворными».
