Все это я подробно рассказал Донскому Атаману, дабы он знал подлинное лицо автора письма. Негодуя против генерала П., я одновременно не щадил и генералов Власова и Трухина, справедливо упрекая и их. Я мог понять…что они не сошлись с Ген. Красновым, мог допустить, что они стали на. путь открытого с ним конфликта, но в моем сознании никак не укладывалось, чтобы они среди казаков не могли найти более достойного на такую большую и ответственную должность, чем названный генерал.
— «Кто же из казаков, уважающих себя, пойдет служить под его командой?» — задал я вопрос Донскому Атаману.
— «Какой же выход из положения?» — спросил Григорий Васильевич.
— «Если я получу такое письмо, я поеду сначала к Петру Николаевичу, посоветуюсь с ним, а потом приму окончательное решение,» — ответил я. Атаман молчал. Он, видимо, внутренне боролся с собой, не зная как поступить. После небольшой паузы он сказал, что этот вопрос столь важен, что он должен его еще всесторонне обдумать. Полагая, что он знает причины, побудившие Ген. Власова открыто выступить против Краснова, я спросил его об этом. Он ответил отрицательно, сославшись на то, что последнее время он жил вблизи Виллаха и не в курсе Берлинских событий, но что когда он находился еще в Берлине, он ничего не мог заметить, что предвещало бы их разрыв.
Не зная, что предпримет Атаман, я, на всякий случай, просил его, если он будет видеть Ген. Трухина, передать ему мое письмо. Он обещал выполнить мою просьбу и мы условились, что завтра я принесу ему письмо.
В письме Ген. Трухину я, прежде всего, выразил глубокое сожаление, что наши старания сблизить Р.O.A. и казачество оказались напрасными. Они не только не увенчались успехом, но в данный момент, на лицо — еще более острая вражда. Я не защищаю и не обвиняю ни одну сторону, — писал я, — ибо мне неизвестны причины и обстоятельства, которые привели к такому печальному концу. Быть может, с большой натяжкой, можно найти некоторое обоснование враждебной позиции Ген. Власова по отношению Ген. Краснова, но никак нельзя оправдать, когда его именем, в официальном документе, выносится гнусная клевета на Ген. Краснова и когда все казачье дело вручается Ген. П., бурная карьера которого должна вызывать только суровое осуждение. В моей памяти еще так свежи хвалебные гимны Андрей Андреевича Петру Николаевичу. Приходится признать, что сомнения Ген. Краснова оправдались, когда он высказал опасение, что Ген. Власов, не зная Казачество, может на высшие должности назначать лиц, далеко не отвечающих своему назначению. Затем, дав аттестацию Ген. П., я в конце письма указал, что испытываю необычайно горькое разочарование, вспоминая его и Ген. Власова заверения, (каковые тогда мне казались искренними), о том, что все вопросы между Казачеством и Р.O.A. будут решаться дружески. Между тем, вчера я читал документ с грязными выпадами против Краснова, убедивший меня, что штаб Р.O.A. открыто повел борьбу против главы Казачества.
Передавая это письмо Донскому Атаману, я спросил: «Каково же его решение?» Ген. Татаркин дал уклончивый ответ, сказав: «Вероятно я проеду сначала к Ген. Краснову». Вскоре мы расстались.
Позднее я узнал, что Донской Атаман не поехал к Ген. Краснову, а направился в Мюнзанген и 6-го февраля виделся с генералами Власовым и Трухиным. Какой был у них разговор и о чем они договорились, точно никогда установить не удастся, так как никого из них в живых нет. Известно также, что Ю-го Февраля Ген. Татаркин, по указанию Ген. Власова, переехал в лагерь Гольберг, где встретился с генералами П. и Г… Главную роль здесь играл, занимая доминирующее положение, как будущий инспектор казачьих войск, описанный мною выше, Ген. П… Вместе с ним находился Ген. Г… Он предназначался Ген. Власовым в атаманы всех степных казачьих войск, кроме Донского. Временно исполняющим должность Терского Атамана, был назначен Полк. В.
Генералом П. и полковником К.[8] было выработано положение об управлении казачьими войсками, каковое сильно шло в ущерб интересам казачества. Учитывая мягкость характера Ген. Татаркина и опасаясь, что он может таковое принять, Полк. С, состоявший при Донском Атамане, по своей инициативе, срочно известил об этом Кубанского Атанама Ген. Н. Последний 17-го Февраля прибыл в Гольберг и настоял на пересмотре «положения». После нескольких, очень долгих заседаний, было выработано новое положение, в котором, в из-известной мере, были защищены казачьи права. Согласно последнему, начальником казачьих войск должен быть старший Атаман и при нем Атаманский совет, собираемый им по своему усмотрению. Приказом Ген. Власова от 28-го Марта 1945 г. № 061-к, в этой должности был утвержден Ген. Татаркин, а начальником его канцелярии и штаб офицером для особых поручений Полк. С. Следует еще отметить, что против желания Донского и Кубанского атаманов, но по настоянию Ген. П. и Полк. К., пользовавшихся поддержкой Ген. Трухина, в Атаманский Совет вошел и Ген. Г., что усилило в Совете позицию Ген. Власова.
Уже по окончании войны мне стало известно, что в 1945 году, Ген. Г. В. Татаркин был интернирован американскими властями и пробыл в интернации около года. Это заточение окончательно надломило его силы и он вышел на свободу совершенно больным. Все мои попытки установить с ним контакт, успехом не увенчались. А в конце Октября 1947 г. пришло официальное уведомление о скоропостижной смерти Донского Атамана Ген. — лейт. Г. В. Татаркина, последовавшей 14 Октября 1947 г. в Фельдмохинге, недалеко от Мюнхена. В виду этого, согласно приказу Дон. Атамана еще от 1943 года, мне пришлось вступить в исполнение обязанностей Дон. Атамана.
После отъезда Донского Атамана, я уехал в Югославию, откуда вернулся в средине Февраля. В казачьем штабе меня ждало официальное письмо из Глав. Управ. Каз. Войск. Ссылаясь на указание Ген. Краснова и Д-ра X., С. Н. Краснов просил меня проверить работу Венского казачьего штаба[9] и дать свое заключение в возможной его реорганизации. Из Берлина, в помощь мне, был прислан офицер, который и привез мне это письмо. Отказать в просьбе я не мог уже потому, что я пользовался некоторой защитой штаба а, главное, штаб выдавал мне продовольственные карточки. В силу этого, я чувствовал себя как то обязанным, почему и принял предложение.
Предстоящая работа не представляла для меня большого труда. Все плюсы и минусы штаба я уже давно видел. Поручив офицеру собрать нужные статистические данные, я начал урывками писать порученный мне доклад.
В это время я совершенно не был в курсе Берлинских событий и не знал какую позицию занимает Глав. Управ. Каз. Войск вообще, а в частности Ген. Краснов, в отношении Р.O.A.. Ничего не мог сказать по этому вопросу и офицер, присланный из Берлина в мое распоряжение.
