Однажды мы гуляли по этому променаду с Францем Лерлом. К моему удивлению, он вместо восхищения гладкостью дорожки и благоустройством леса плевался и ворчал:
— Смотри, как здесь все прибрано, прилизано, смотреть противно и плюнуть некуда. Эх, то ли дело в России… уж лес так лес, чаща, бурелом… А здесь? Разве это лес? Нет, русский лес лучше, чем здешний, — заключал он.
А мне и здешний лес очень нравился.
В один день, когда у меня было побольше времени для прогулки, я решил подняться на Кройцберг (Крестовую гору), на вершине которой я каждый вечер видел чуть мерцающий огонек.
Свернув от своей гостиницы налево и пройдя около километра, я дошел до променада, ведущего на манившую меня вершину, и начал восхождение.
Передо мной отвесно стоял самый пик горы в виде большой острой скалы. Перед ней была совсем маленькая площадка. И здесь я встретил еще одного русского, который молча стоял, изваянный из бронзы, и спокойно смотрел на восток через горы, леса и холмы в сторону России. Это был памятник-бюст первому русскому императору, великому преобразователю России, царю-труженику Петру Первому. Мое сердце радостно забилось, преисполненное гордостью за Родину, за Россию, за то, что здесь ее Великому Петру оказан такой почет. «И здесь ты успел побывать, Петр Алексеевич», — думал я, глядя на памятник, который стоял на близко прислоненном к скале постаменте, а под ним, сияя на солнце золотыми буквами, находились три большие, расположенные рядом полированные доски из черного мрамора. На всех на них было высечено стихотворение князя Вяземского. На доске слева на французском языке, в центре под бюстом на русском, а справа на немецком. Стихи начинались так:
Великий Петр, твой каждый след
Для сердца русского есть памятник священный.
И здесь, средь гордых скал, твой образ незабвенный…
Дальше я не запомнил.
Поднявшись по вырубленным в камне ступеням еще выше, на самый пик горы, я увидел возвышающийся над горой большой, метра два с лишним высотой, простой деревянный крест с горящей перед ним в особом фонаре лампадой. На небольшой табличке возле креста сообщалось по-русски, что на этом месте до 18… года стоял дубовый крест, который своими руками сделал и установил император Петр Первый. Но так как подлинный крест пришел в ветхость, он заменен точной его копией. Перед крестом постоянно горит неугасимая лампада, свет которой и виден снизу.
Мне кажется, что я еще раз поднимался на эту гору, но с полной уверенностью утверждать этого не буду, так как мне еще многое хотелось увидеть здесь, в Карлсбаде. Например, самый мощный горячий источник Шпрудель.
Длинный застекленный зал с крышей на легких колоннах, вернее, не зал, а галерея с круглым расширением в центре находилась от нас совсем недалеко. Если пройти направо по улице вдоль знакомой уже нам площади со скульптурой, свернуть налево, обогнуть сзади здание почты и выйти на набережную реки Теплы, тут и будет эта колоннада с источником. Источник находится в центре круглого расширения. Он огорожен небольшим круглым барьером в виде чаши. На расстоянии метра в полтора от этого барьера имеется другой барьер. Между этими двумя барьерами возле источника, который бьет мощной горячей струей большой толщины в высоту метра на четыре, ходят служители в белых клеенчатых халатах с капюшонами, с длинными палками в руках. На конце этих палок устроен подстаканник, в который вставляются кружки или стаканы, подаваемые служителями курортникам, пьющим в определенные часы эту воду.
Большинство курортников свои фарфоровые кружки с каким-нибудь видом Карлсбада носят на перекинутом через плечо ремешке, продетом сквозь ручку. У каждого своя кружка объемом двести — триста граммов. Отцепив кружку от ремешка, «кургаст», как там называют курортников, подает ее служителю, вставляя ее в подстаканник на конце палки, служитель подносит кружку на палке к водяному столбу, и кружка мигом наполняется падающей вниз водой. Кургаст принимает кружку от служителя с конца палки и начинает пить воду маленькими глотками — большими нельзя, потому что она горячая, с температурой 76 градусов.
Очень интересно было видеть множество мужчин и женщин, окруживших этот источник и получающих воду, а затем медленно пьющих ее, прогуливаясь вдоль колоннады. Среди публики особенно выделялись там и тут кургасты из Галиции — странно одетые евреи в длинных, вроде поповских ряс, черных пальто, в круглых, вроде ермолки, но с широкими полями, фетровых или плюшевых, черных или темно-зеленых шляпах. Шляпы эти местечковые евреи носили, обычно слегка сдвинув на затылок. Лица у хозяев таких длинных пальто-лапсердаков и описанных выше шляп были обрамлены у молодых и постарше бородой и усами и замечательными пейсами. Пейсы — это длинные косички волос на висках, спускающиеся возле ушей вниз. Эти косички были кокетливо закручены в кольчики. В киосках с сувенирами я часто видел открытки с фотографиями особенно выдающихся своим видом и длиною пейс мужчин с надписью внизу «Кургасты из Галиции». Впрочем, я часто встречал их не только у Шпруделя и на открытках, но и на улицах города.
Но вернемся еще раз к Шпруделю. Тут же в конце колоннады я видел заведение, где производился разлив этой воды в бутылки. Вода этого источника была проведена в ряд санаториев и водолечебниц. Ее набирали в деревянные наспинные ушаты местные жители и на лямках носили домой. И все равно большая часть этой целебной воды из большой бетонной трубы мощным потоком устремлялась здесь же у колоннады в реку. А так как река была совсем неглубокая, то ее вода от этого источника на довольно большом расстоянии была теплая, и вечером, когда на город опускалась прохлада, над рекой поднимался белый пар. «Не отсюда ли и название этой реки Теплы, то есть переиначенное на немецкий лад славянское слово „теплая“?» — думал я тогда.
Еще помню я в Карлсбаде место, называемое «Альте Визе», то есть «Старый луг».
Здесь перед глазами открывается широкая и длинная поляна, покрытая сочной зеленой травой, с ровными дорожками в разные стороны. В дальнем конце этой ровной поляны красуется прижизненный памятник царствовавшему тогда престарелому австрийскому императору Францу Иосифу. Памятник выглядит очень внушительно и богато. На постаменте то ли в кресле, то ли на троне сидит бронзовый старик в военном мундире, с лысой головой, с бакенбардами до выбритого подбородка и густыми усами. По сторонам пьедестала — рельефные изображения каких-то прославивших монарха событий, а по всем четырем углам основания памятника лежали грозные гривастые львы в натуральную величину.
