Мельниковцы не остались в долгу и обвинили Я. Горбового, двоюродного брата одного из участников собрания и ближайшего соратника Бандеры Владимира Горбового, в сотрудничестве с НКВД.
Сторону Бандеры принял один из старейших организаторов ОУН Рико—Рихард Яры—Ярый. Судя по всему, Ярый и затеял всю эту интригу с Бандерой: «…Одну из главных ролей играл Рихард Ярый, который направлял членов против Мельника. Таким образом возник акт от 10 февраля 1940 года о передаче руководства ОУН в руки Степана Бандеры и Революционного провода…». Однако ситуация просто вышла из-под его контроля.
После взаимных обвинений «…в настоящее время этот раскол дошёл до такого состояния, что сотрудничество Мельника и Бандеры исключено…».
Самое интересное в этом деле, что органы НКВД и знать не знали о наличии «собственного агента» Ярослава Горбового. В директиве под грифом «Совершенно секретно» начальникам УНКВД западных областей УССР нарком госбезопасности УССР П.Я. Мешик 31 мая 1941 г. пишет:
«…Немцами по настоянию мельниковцев был арестован член бандеровского провода, некий Горбовой, который дал показания о том, что он является агентом НКВД. На основании этого Мельник обвинил Бандеру в том, что он якобы действует по заданию советской разведки и его провод создан НКВД…»
Также есть протокол допроса Владимира Горбового польским Министерством общественной безопасности от 9.08.1947 г., переданный спецслужбам. В нём, в частности, говорилось:
«…B 1940-м или в начале 1941 года в Краков возвратился из Советского Союза мой кузен и клиент Горбовой Ярослав, который признался мне, что имеет от имени высших правительственных кругов в Москве миссию установление контакта с Бандерой, но опасается, что за самостоятельную поездку в Москву он будет привлечён к ответственности ОУН.
Он просил меня прощупать настроение Бандеры по этому вопросу.
Мне с большой трудностью удалось встретиться с Бандерой. Он, выслушав моё сообщение, пожелал, чтобы Ярослав Горбовой лично прибыл к нему.
Передать желание Бандеры Горбовому Ярославу мне не удалось, так как в это время Горбовой был, кажется, в Саноке арестован немцами и отправлен в Освенцим, где вскоре умер…»
В документах же, переданных Украинцем по делу Барановского, ситуация выглядит ещё более красочно. Обвинив Барановского в «измене», бандеровцы в течение 6 месяцев не могли предоставить документы и только 16 августа 1940 г. передали фотокопии документов. Мельник отправил дело в трибунал ОУН, отстранив Барановского от дел и назначив экспертизу. Однако, по словам мельниковцев, назначенные в трибунал представители от бандеровцев всячески саботировали его открытие. В конце концов трибунал состоялся.
Выводы эксперта были весьма интересны:
«…Ознакомившись со всеми фотоснимками, ставлю в известность о следующем:
Из одних только фотоснимков, в таком малом размере, в каком мне предъявлено, нельзя вынести никаких окончательных решений. Для этого необходимы и оригиналы грамот, ибо только по этим документам можно прийти к какому-нибудь решению. По представленным фотоснимкам нельзя даже решить, являются ли эти письма оригиналами, или гектографическими снимками, или копиями на кальке.
Для вынесения какого-нибудь решения необходимо было бы иметь другие оригиналы писем того же самого учреждения для сравнения их возможности прийти к какому-нибудь выводу.
Кроме оригиналов писем, указанных в пунктах 1 и 2, следовало было бы иметь снимки в сильно увеличенном виде (в пять— десять раз), чтобы из них можно было бы выяснить, отпечатаны ли одной и той же машинкой отдельные чёрточки на всех письмах.
Из-за отсутствия всего этого нельзя вывести ни положительного, ни отрицательного решения…
По фотоснимку нельзя установить, произведена ли эта надпись на обратной стороне документа, или она является только обыкновенной отпечаткой письма, которое не совсем высохло, или вообще влажное было поставлено на документе. Это было бы чрезвычайно важным для установления подлинности документа, но из-за отсутствия оригинала нельзя прийти к определённому выводу…
Таким образом, люди, которые пустили в обращение фотоснимки, не захотели дать оригиналов. Это потому, что они хотели посеять недоверие между членами и использовать это в качестве оружия для борьбы против полковника Мельника».
История Барановских в истории борьбы Бандеры в ОУН за своё лидерство любопытна.
Роман Барановский был старше своего брата Ярослава на два года. Из смешанной семьи, что было тогда не редкостью в Галичине. Мать — полька, отец — украинец. В Украинскую военную организацию оба вступили в период учёбы в гимназии. Вскоре становятся активистами подпольной группы боевиков («Летучей бригады» сотника Ю. Головинского), целью которой были дерзкие нападения на почтовые дилижансы, кассы и банки. Всё это делалось, понятно, для пополнения революционной кассы.
В 1926-м братья Барановские предстают перед польским судом, но получают минимально возможное наказание. Как самый младший, Ярослав освобождается быстрее и вскоре уезжает в Прагу, где ему поручают Центральный исполнительный совет украинских студентов. А Роман остаётся во Львове, устроившись к обычную контору и пытаясь вылечить полученный в тюрьме туберкулёз.
Проходят годы, и вслед за рождением ОУН Ярослав становится одним из трёх ближайших соратников Вождя — Коновальца. Его друзья — Е. Сеник и О. Ольжич. Скрытый враг — Рико Ярый. Словом, Ярослав сделал блестящую карьеру и устроился в жизни не самым худшим образом. Зато брат продолжал мучаться со своей болезнью, которая давала о себе знать невыносимыми приступами.
В 1928 году он вновь восстанавливает свои контакты с Головинским, который для отвода глаз купил автобус и занимался частным извозом. Поддерживая сотника, Роман выезжает в Цюрих к Коновальцу и добивается смещения Р. Сушко на посту руководителя УВО на территории Западной Украины. Таким образом, Головинский возвращает свой пост — Краевого командира. Старший Барановский, соответственно, становится его ближайшим сотрудником.
Летом 1930-го после очередного нападения на почтовый дилижанс Головинского арестовывают, а затем во время следственного эксперимента его убивают при попытке к бегству.
Боевую рефентуру доверяют возглавить Барановскому-старшему. Вообще-то Роман собирался порвать с организацией. Ему не хватало средств для лечения, и он всё чаще пропадал на курортах. Однако это учтено не было. Да и тех денег, которые просил Барановский, ему не дали.
Поэтому после очередного приступа и нескольких дней, проведённых в бреду, Роман передаёт записку львовскому комиссару полиции Чеховскому и просит о встрече.
