Квасников, зная, что только после утверждения плана лично Берией он может выехать на работу в Нью-Йорк, решил заблаговременно отработать с Курчатовым порядок реализации разведывательной информации, то есть вопросы обеспечения режима полной секретности при ее использовании, хранении и возврате в I Управление НКВД. Собрав все сведения по урану, которые поступили в 1942 году из разных резидентур, в том числе и находившиеся под сукном у наркома, он заранее договорился с Курчатовым о конфиденциальной встрече в одном из кремлевских кабинетов, который был выделен специально для работы над документальными материалами разведки.
Познакомившись с Квасниковым, Курчатов был приятно удивлен, что его собеседник из НКВД легко владеет редкими в то время научно-техническими терминами и главное — неплохо разбирается во многих научных проблемах, в том числе и по урану. Благодаря этому с первых минут встречи у них сложилось полное взаимопонимание. В процессе беседы они договорились, что с разведывательной информацией будет знакомиться только руководитель советского атомного проекта, а материалы будут ему персонально доставляться из разведки и передаваться под расписку Квасниковым или же переводчицей Еленой Михайловной Потаповой. При подготовке отзывов и оценок, а также последующих заданий разведке Курчатов не имел права использовать ни секретарей, ни машинисток, ни своих непосредственных помощников. Тексты документов он должен был писать собственноручно, а сведения, которые получал от разведки, рекомендовалось доводить до ближайших своих соратников лишь в устной форме.
Все настолько строго было засекречено, что в самой разведке подлинники агентурных сообщений не доверялись даже переводчикам и машинисткам, они оставались навечно в рукописном виде. Делалось это во имя того, чтобы до минимума свести число посторонних глаз. Даже сотрудники резидентур не знали, что оценку их разведдеятельности и новые задания по атомной проблеме дает Курчатов. Его имя как руководителя проекта было в то время скрыто под фамилией «Бородин».
Подлинники, возвращенные Курчатовым, подшивались в дело «Энормоз». Если же это были вторые или третьи экземпляры, то, по указанию Квасникова, а впоследствии и Овакимяна, они сразу же уничтожались по акту специально созданной комиссией. Благодаря такой вот системе учета документов и соблюдению конспирации в работе с ними ни одна спецслужба Запада понятия не имела, что в Советском Союзе тоже начали работать над созданием атомной бомбы.
Передав на первой встрече Курчатову кипу разведматериалов, Квасников, не дождавшись их оценки, вскоре выехал в Нью-Йорк. Заключение же по этим документам пришло в НКВД лишь 10 апреля 1943 года окольным путем — через Совнарком СССР:
Сов. секретно № П-37 сс _ апреля 1943 г.
Заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров М. Г. Первухин Москва-Кремль
Заместителю Народного Комиссара НКВД тов. Меркулову В. Н.
При сем направляю записку профессора Курчатова И. В. о материалах по проблеме урана.
Прошу дать указания о дополнительном выяснении поставленных в записке вопросов.
По использовании материал прошу вернуть мне.
Первухин 8/IV.
К правительственному документу приложено собственноручно подготовленное И. В. Курчатовым оценочное заключение на материалы разведки:
Соверш. секретно
Заместителю Председателя
Совета Народных Комиссаров Союза ССР
т. Первухину М. Г.
Произведенное мной рассмотрение материала показало, что получение его имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки.
С одной стороны, материал показал серьезность и напряженность научно-исследовательской работы в Англии по проблеме урана, с другой — дал возможность получить весьма важные ориентиры для нашего научного исследования, миновать весьма трудоемкие фазы разработки проблемы и узнать о новых научных и технических путях ее разрешения.
В дальнейшем приводятся соображения по отдельным разделам (…) (см. Приложение № 1).
На документе резолюции:
Лично т. Фитину. Дайте задания по поднятым в записке вопросам.
Меркулов. 9.04.
Тов. Овакимяну. Дайте задание Антону.
П. Ф.[55]10.04.
О заинтересованности Курчатова в поступлении информации от разведки свидетельствовало и направленное им через две недели в тот же адрес еще одно рукописное послание на семи страницах:
Совершенно секретно
Заместителю Председателя
Совета Народных Комиссаров Союза ССР
т. Первухину М. Г.
В материалах, рассмотрением которых занимался в последнее время, содержатся отрывочные замечания о возможности использовать в «урановом котле» не только уран-235, но и уран-238. Кроме того, указано, что, может быть, продукты сгорания ядерного топлива в «урановом котле» могут быть использованы вместо урана-235 в качестве материала для бомбы (…).
Перспективы этого направления необычайно увлекательны (см. Приложение № 2).
* * *
В середине декабря 1943 года из Нью-Йорка поступило по дипломатическому каналу сразу более десяти разведывательных материалов. Среди них в отдельном, опечатанном сургучом конверте находились переведенный на русский язык отчет связника Стара о встрече с атомным агентом Персеем и подлинник его сообщения на английском языке по делу «Энормоз». В препроводительном письме Антона[56] давалось короткое пояснение о том, что:
«1) …в целях конспирации и безопасности агента подлинное имя и фамилия «Персея» связнику не сообщалось;
2) «Персей» инициативно запросил внеплановую экстренную встречу;
3) подготовку и безопасность ее проведения осуществлял «Твен» и его негласные помощники;
4) операция по связи была выполнена блестяще, ходатайствуем о поощрении «Твена»[57] правительственной наградой».
…Отчет о встрече, как и о ранее проведенной вербовке Персея, был составлен и приобщен в дело «Энормоз» в следующем виде:
Стар. Чем был вызван ваш выход на экстренную связь со мною?
Персей. Обеспокоенностью и нежеланием потерять контакт с русскими. Два месяца назад я был внесен в секретный список ученых, которым в самое ближайшее время предстоит покинуть Чикаго на несколько лет.
С. С чем это связано?
П. Дело в том, что я, как и другие мои коллеги, дал согласие поехать в Лос-Аламос и уже подписал контракт на период войны в Европе. Как нам сказали, в Лос-Аламосе мы будем надолго отрезаны от внешнего мира и поначалу будем жить далеко не в комфортабельных условиях.