Позже, в первые дни революции, Керенский — к тому времени уже министр юстиции — распорядится немедленно освободить депутатов-большевиков. Потом ему это часто вспоминали недоброжелатели, упрекавшие его в попустительстве большевизму. Но по-иному он просто не мог. Керенского и большевиков разделяло многое, но при всех расхождениях они еще очень долго оставались для него такими же борцами за свободу, как и представители других революционных партий. В этом в значительной мере кроется ответ на вопрос о причинах непоследовательного поведения Керенского в 1917 году.
Возбужденного настроения первых недель войны хватило ненадолго. Неудачное вторжение в Восточную Пруссию в августе 1914 года еще могло быть списано на случайность, тем более что за этим последовали победы в австрийской Галиции. Но развал экономики, быстро прогрессирующая инфляция охладили патриотизм обывателя. С фронта потянулись эшелоны с ранеными, и конца всему этому не предвиделось.
Весной следующего 1915 года врагу удалось прорвать русские позиции. То, что произошло дальше, газеты назвали «Великим Отступлением». В короткий срок русские армии оставили Польшу, Литву, Курляндию. Фронт стабилизировался на линии, протянувшейся от Риги до Буковины и Бессарабии. Войска обеих сторон зарылись в окопы, началась многомесячная война на выживание.
Страна переживала тяжелое время, но личные дела депутата Керенского складывались наилучшим образом. В 1915 году он уже официально стал главой фракции трудовиков и в этом качестве вошел в Совет старейшин Государственной думы. Популярность Керенского вышла за стены Таврического дворца. Мы уже упоминали журнал «Северные записки». Он начал выходить всего за два года до войны, но быстро стал одним из самых модных столичных изданий. Среди авторов, участием которых редакция заманивала подписчиков, были Бальмонт, Бунин, Сергеев-Ценский, Шмелев. В этом ряду на равных упоминалась и фамилия Керенского. Читатели журнала ждали его статей, и Керенский не разочаровывал их, публикуясь в каждом номере.
Эти месяцы были и временем бурной политической деятельности Керенского. Он не оставил планов объединения на общей платформе всех социалистических течений. С учетом же явного нежелания социал-демократов идти на такой контакт Керенский сосредоточился на установлении связей между различными народническими группами. Еще в конце 1914 года Керенский предпринял попытку объединения народников под крылом информационного бюро при «Вольном экономическом обществе». Само это общество, история которого восходила еще ко временам Екатерины II, к этому времени все больше втягивалось в политику. Почувствовав это, власти в январе 1915 года запретили его деятельность.
16—17 июля 1915 года на квартире Керенского (по адресу — Загородный проспект, 23) состоялась нелегальная конференция, в которой приняли участие три десятка делегатов от различных организаций трудовиков и правых эсеров. Просторные пятикомнатные апартаменты (тоже показатель материального благосостояния) давали возможность разместиться всем, не стесняя при этом семью хозяина. На конференции обсуждались вопросы о думской деятельности Трудовой фракции, об издании народнического печатного органа, о создании координационного центра народнических групп.
Политическая работа Керенского не могла не привлечь внимания тех, кому по долгу службы было положено знать все. В Особом отделе Департамента полиции на Керенского было заведено секретное досье. Одновременно за ним было установлено негласное наблюдение. В донесениях филеров Керенский фигурировал под кличкой «Скорый».
Здесь надо вспомнить, что сотрудники наружного наблюдения — филеры, как правило, не знали имени и фамилии того, за кем им было приказано следить. Они давали объекту слежки кличку, чаще всего основываясь на какой-то бросающейся в глаза отличительной черте — «Толстый», «Лысый» и т. д. Керенский не случайно стал «Скорым». Все, кто знал его, вспоминают, что передвигался он исключительно бегом. При этом походка у него была запоминающаяся. «Керенский не шел, как обычно ходят люди по улице, а почти бежал, и на согнутых в коленях ногах, что было необычно и некрасиво».[83]
Керенский хорошо знал о слежке и позволял себе даже шутить по этому поводу. Осенью 1915 года при обсуждении в Думе бюджета Министерства внутренних дел Керенский обратился к вновь назначенному министру Хвостову с предложением… сэкономить казенные средства: «Мне представляется, господин министр, что от пятнадцати до двадцати человек выделены для того, чтобы заботиться о моей драгоценной персоне, поскольку они сменяют друг друга днем и ночью. Почему бы вам не посоветовать директору Департамента полиции предоставить в мое распоряжение машину с шофером? Ведь тогда он будет знать все — куда, когда и с кем я направляюсь — да и мне это пойдет во благо: не придется тратить такую уйму времени на поездки по городу и так уставать от этого». Хвостов (сам недавний депутат) засмеялся и ответил: «Если предоставить вам машину, то придется дать их и всем вашим коллегам, а это разорит казну».[84]
В конце 1915 года Керенский тяжело заболел. Давняя простуда, полученная во время поездки на ленские прииски, обернулась острой формой пиелонефрита. Врачи две недели не могли поставить диагноз, и близкие Керенского всерьез беспокоились за его жизнь. Наконец в одной из частных клиник Гельсингфорса Керенскому сделали операцию по удалению почки. После этого ему пришлось почти семь месяцев проходить курс реабилитации. На это время Керенский отошел от политики.
К лету 1916 года, когда здоровье позволило Керенскому вернуться к работе, политическое положение в стране серьезно изменилось. Неудачи на фронте, дороговизна и угроза голода стали причиной растущего недовольства. В этой ситуации правящие круги повели себя крайне неудачно. Вместо того чтобы искать пути взаимодействия с общественностью, правительство, во главе которого встал новый премьер Б. В. Штюрмер, отвечало категорическим «нет» на любые разговоры о переменах. Ответная реакция не заставила себя ждать. В августе 1915 года крупнейшие парламентские фракции сформировали «Прогрессивный блок», вставший в оппозицию власти.
Думские социалисты, к которым принадлежал и Керенский, не вошли в блок, но активно поддержали его. Теперь в Таврическом дворце звучали речи, немыслимые в начале войны. Вряд ли Керенский мог предвидеть скорую революцию, но он интуитивно чувствовал, что события набирают оборот, и потому сам был активен как никогда. В августе 1916 года он отправляется в Туркестан. Причиной этой поездки было не стремление увидеться с братом, занимавшим должность прокурора в Ташкенте. Туркестанский вояж Керенского стал частью парламентского расследования обстоятельств, вызвавших восстание местного населения — казахов, киргизов, узбеков. За две недели Керенский помимо Ташкента побывал в Бухаре, Самарканде, Андижане. Позже, выступая с думской трибуны, он открыто заявил, что туркестанское восстание было спровоцировано грубой политикой центральных властей, произволом и взяточничеством чиновников на местах.
