Но ни Императрицы, ни других членов Царской Семьи на проводимом Исидором отпевании не было.
«Гроб был уже опущен в могилу, когда мы пришли; духовник Их Величеств отслужил краткую панихиду, и стали засыпать могилу. Стояло туманное холодное утро, и вся обстановка была ужасно тяжелая: хоронили даже не на кладбище. Сразу после короткой панихиды мы уехали», – писала в мемуарах Вырубова.
«Это место находилось к северо-востоку от так называемой Елевой дороги Царскосельского Александровского парка, между парком и деревней Александровкой, у опушки леса. Оно было куплено А. А. Вырубовой для постройки на ней подворья. Там уже была приготовлена могила, куда гроб и опустили в присутствии священника Федоровского Собора отца Александра Васильева. Приехали порознь А. А. Вырубова и г-жа Ден. Было серое, морозное утро», – вспоминал Спиридович.
«21 дек. В 9 час. поехали всей семьей мимо здания фотографии и направо к полю, где присутствовали при грустной картине: гроб с телом незабвенного Григория, убитого в ночь на 17 декабря извергами в доме Ф. Юсупова, который стоял уже опущенным в могилу. О. А. Васильев отслужил литию», – записал в дневнике Император.
«Никого из Свиты не было. Даже не было Дворцового Коменданта, которому своевременно доложили о заказе экипажей, – вспоминал Спиридович. – Императрица держала пук белых цветов. Отец Александр, духовник Их Величеств, отслужил литию. Царица поделилась с детьми и дамами цветами. Их бросали в могилу с землей. Стали закапывать. Их Величества отбыли во дворец. Государь сделал обычную утреннюю прогулку и начался прием министров.
Предупреждение генерала Воейкова сбылось. Через несколько времени могила была осквернена».
Между смертью Распутина и осквернением его могилы прошло три месяца. Эти три месяца оказались нашим историческим водоразделом. В конце февраля Государь выехал в Ставку. Императрица писала ему письма, призывала к твердости, вспоминая иногда и умершего Григория:
«Что я могу сделать? Только молиться и молиться! Наш дорогой Друг в ином мире тоже молится за тебя – так он еще ближе к нам. Но все же, как хочется услышать Его утешающий и ободряющий голос!»
«Солнце светит так ярко, и я ощущала такое спокойствие и мир на Его дорогой могиле! Он умер, чтобы спасти нас».
«Носи Его крест, если даже и неудобно, ради моего спокойствия».
Последние строки были написаны 2 марта 1917-го. В тот же день на станции Дно последовало отречение от престола…
Первоначально предполагалось, что Государь откажется в пользу сына. Но после того как Николай Александрович задал вопрос лечащему врачу о здоровье Наследника и о его будущем и получил однозначный ответ, что Цесаревич проживет год или два, изменил свое решение и отрекся в пользу брата. Трудно сказать, имела ли к решению Императора прямое отношение смерть Распутина, но пока Григорий был жив, он уверял Царя и Царицу, что их сын к шестнадцати годам полностью выздоровеет.
«Г. Е. Распутин, которому было дано Богом облегчать тяжкие страдания Цесаревича, предсказывал, что Он "годам к тринадцати-четырнадцати [т. е. в 1917—1918 гг.], будет крепок и здоров, и болеть больше не будет", – пишет С. В. Фомин. – Григорий Ефимович называл Его "великим Самодержавием". Он писал: "…Как не было такого Царя и не будет. […] Алексея очень в душе имею, дай ему рости, кедр ливанский, и принести плод, чтобы вся Россия этой смокве радовалась. Как добрый хозяин, насладились одним его взглядом взора из конца в конец". В 1914 г. Распутин на пожертвованные ему средства возвел в Верхотурском Николаевском мужском монастыре, где почивали мощи прп. Симеона Верхотурского, красивый дом, напоминавший древнерусский терем, предназначавшийся для Наследника Цесаревича Алексия, который, после ожидавшегося сюда сначала в 1914 г., а затем осенью 1917 г. паломничества Царственных Богомольцев, должен был остаться здесь на некоторое время для поправки здоровья, а, может быть, и окончательного исцеления».
Ничего из этого не сбылось. После смерти Распутина оставалась лишь официальная медицина, а она чудес не обещала.
Дальнейшее хорошо известно. Царская Семья была фактически арестована в своем дворце, были помещены в Петропавловскую крепость многие из царских министров, генералов и ближайших друзей Императорской Четы, а Наследник до последних дней своей жизни продолжал болеть. Россия меж тем вступила в новую эпоху, но Распутин не был забыт. Вся ненависть, которая скопилась по отношению к нему и годами кое-как сдерживалась цензурой и властью, выплеснулась наружу. Как и при жизни, его ненавидели и левые, и правые.
«Проклятый мужик!.. Говорил Пуришкевичу – не убивайте, вот он теперь мертвый – хуже живого», – писал Шульгин в «Днях».
Ненавидели живого, не оставили в покое и мертвого. В марте 1917-го, в те самые дни, когда Император записал в дневнике, что «продолжал сжигать письма и бумаги», могила Распутина была разорена, а тело его сожжено и прах осквернен.«По деревянным доскам и балкам мы карабкаемся наверх, чтобы лучше разглядеть разрытую под самым срубом могилу старца, – вспоминал в советском журнале «Огонек» десять лет спустя, как происходило осквернение могилы, журналист Е. Лаганский. – Но уже опять смеркалось, и в черной зияющей под нами дыре ничего не видно. Я спускаюсь вниз, снимаю пальто и шляпу, чтобы удобнее пролезть в узкое отверстие, проделанное солдатами в основании сруба, откуда можно заглянуть в самую могилу. Однако несколько солдат уже опередили меня. Здесь темно, и только спички в руках солдат и зажженная лучина мерцающими огоньками освещает белесоватую массу на самом дне дыры. Глаз привыкает к темноте, и я несколько отчетливее различаю обстановку.
На небольшой глубине, аршина в полтора [105 см], в земле вырыто отверстие, шириною не более аршина [70 см], откуда виднеется развороченная свинцовая крышка гроба, открывающая покойника до груди. Лицо трупа совершенно почернело. В темной длинной бороде и волосах куски мерзлой земли, на лбу черное отверстие от пулевой раны.
Со всех сторон из гроба торчат куски пакли и распоротого полотняного савана. Голова покоится на шелковой кружевной подушке. Остальная часть туловища вместе с гробом еще покрыта землею: кап. Климову нужно было только убедиться в том, что найденный в. гробу покойник – есть именно Григорий Распутин.
Вследствие темноты и почерневшего лица покойника я затрудняюсь безошибочно определить в нем Распутина. Мало ли кто мог быть здесь погребен, тем более что весьма осведомленные лица говорили, что труп Распутина отправлен на его родину. Мной овладевают сомнения, и глаза в этом мрачном подземелье невольно ищут доказательств. Внезапно я получаю их. Сомнений больше нет. Под бородой я замечаю какой-то широкий квадратный блестящий предмет, наклоняюсь со спичкой и вынимаю небольшую деревянную икону Богородицы, без всяких украшений и оправы. На белой оборотной стороне иконы, посредине, под инеем, покрывшим дерево иконы, отчетливо видны следующие, в стихотворном порядке сделанные карандашом надписи:
