Что же произошло с Сахаровым, когда у него получилась эта злополучная бомба? Его добрая, тонкая душа надломилась, произошёл психологический срыв. У доброго, честного человека получилась злая дьявольская игрушка. Есть от чего полезть на стенку. И ещё умерла его жена, мать его детей. (…) Но я до сих пор не могу понять, как может здравомыслящий учёный-физик стать на защиту религии? Все религии несут народам только зло. Вспомните Варфоломеевскую ночь, резню армян, еврейские погромы! Ещё совсем юным, в первую заграничную командировку Ландау говорил религиозным физикам: «Если вы верите в бога, это ваше личное дело, но причём тут физика?». Ведь науку и религию совместить невозможно, как невозможно совместить марксизм и религию.
Возвращаясь от Дау из Москвы, я была безгранично счастлива. Дау, Дау! Какое счастье, ты опять есть! Его обаяние, его любовь, его беспредельное восхищение моей женственностью. Ещё звучали его слова: «Ты стала ещё красивее! Ты прекрасна, как мечта!».
Окружённая облаком настоящего счастья, я сияла и даже излучала заметное сияние для посторонних глаз. Мой сосед по самолёту явно хотел уделить мне внимание. Я полулежала в кресле самолёта с закрытыми глазами, возвращаться к жизни не хотелось. Кусочек стихов, которые Дау на прощанье мне прочёл, я запомнила и все время повторяла их:
Тот, право, не дурак, Кто видится с женой пореже, Пусть прочен приходящий брак, Ещё прочнее брак приезжий!
— Корочка, мы с тобой уже пережили и приходящий брак, и приезжий. А сейчас я не могу жить без тебя, поскорее заканчивай все свои дела и переезжай в Москву, мы с тобой женимся.
Подлетая к Харькову, мой сосед спросил меня:
— Вы не спите?
— Нет.
— Мы уже подлетаем к Харькову.
— Как быстро промчалось время.
— Я не нахожу. Вы не спали?
— Нет.
— Я так и думал. Все время изучал вас. Простите моё любопытство. Видите ли, я писатель. Я перебрал все специальности, но для вас ни одна не подошла. Кто вы? Ваша специальность?
— Кондитер, вырабатываю шоколад,
— Вот оно что! Теперь моё любопытство удовлетворено. Так это шоколад придал вам такое ослепительное сияние?!
Я ничего не придумываю. Все было так. Была молодость, была любовь, был Дау.
Потом в Харьков полетели письма, письма, письма…
Около Севастополя. 30.V.39
Корунечка, милая. Ещё дня не прошло с того прошлого письма, а я уже опять надоедаю тебе. Когда я вижу тебя, мне всегда кажется, что ты в самом деле любишь меня, а когда тебя нет, мне начинает казаться, что ты просто привыкла ко мне и тебе лень заводить новые романы. Ведь ты такая красивая, и, наверное, все мужчины на тебя облизываются. А во мне совсем ничего особенного нету.
Напиши, Корунечка, о себе. Как ты проводишь время, как развлекаешься. Вообще пиши все мелочи; мне интересно все, что касается тебя, а изменять тебе все равно можно, и я от этого нисколько не буду меньше тебя любить.
Обязательно пришли, Корушка, свою фотографию, а то я в суматохе не взял их с собой из Москвы и мне не на что глядеть и утешаться. Только письмо перечитывать. Крепко целую твои глазки. Дау.
Гаспра. 1.VI.39.
Корунечка, любимая. Здесь очень хорошо. Ем уже по три вторых блюда за обедом и ужином и собираюсь перейти на четыре. Зато с любовницами дело обстоит прескверно. Правда, здесь состав постепенно меняется (уже 40 человек из 80 сменилось), но приезжают все жуткие рожи. Исходил весь берег моря, но тоже ничего кроме дряни не обнаружил. Просто хоть плачь. От скуки осваиваю одну особу явно недостаточного класса (3-го). Она, впрочем, тоже послезавтра уезжает.
Все время вспоминаю мою бедную девочку, которая уже два года не отдыхала, потом ещё немного поволновалась из-за меня, а теперь работает с утра до вечера в душном городе.
Корунечка, а вдруг тебе очень плохо?! И развлекаться, вероятно, вовсе не развлекаешься. Напиши, Коруша, об этом, а то я буду очень беспокоиться о тебе. Крепко, крепко целую. Дау.
Гаспра. 1.VI.39
Корунечка, дорогая, как хорошо, что ты дала мне с собой такое милое, милое письмо, а то сейчас мама переслала мне твоё письмо из Ленинграда — такое злющее, что просто жуть. Ну прямо совсем, как 3,5 года назад, с той только разницей, что тут ты утверждаешь, что я хоть раньше тебя любил, а тогда говорила, что я вообще никогда не любил тебя. Ну зачем ты все глупости выдумываешь. Или я мало ласкал мою дорогую девочку. Правда, в конце перед поездом, но ведь тут уж так получилось. И ещё пишешь, что злая телеграмма. Я, можно сказать, просто гордился, что такую нежную телеграмму придумал, в особенности фразу «вот ты какая». Неужели она в самом деле получилась сухая?!
Когда я получаю такие письма, мне так грустно становится (а ты ещё спрашиваешь, почему «бедный Дау») и кажется, что я очень плохой любовник; что моей бедной девочке от нашего романа только одни неприятности, и ты опять жалеешь, что познакомилась со мной.
Корунечка, ну как сделать, чтобы ты была весёлой и счастливой? Крепко целую. Дау.
P. S. Мне очень понравилось выражение, что я «рассердился» на твои письма. Неужели ты думаешь, что я могу «сердиться» на тебя?
Гаспра. 3.VI.39
Корунечка, золотая моя. Вот уже 5 дней прошло с того времени, как я видел тебя. И даже без поцелуев (мгновенные — не считаются). Я так ждал этой встречи, но 20 минут это даже не мало, а вовсе ничего: просто словно промелькнула перед глазами как фея в сказке и потом опять исчезла. Ты знаешь, что когда ты рядом, со мной и целуешь меня, тогда мне кажется, что ты в самом деле любишь меня, а когда тебя нет, то всегда кажется, что это ты просто от скуки.
Я здесь перешёл уже на четыре вторых и чувствую себя неплохо, но начинаю скучать. Хорошеньких девушек совершенно не предвидится. Даже полухорошенькая, которую я освоил, примерно, наполовину, сегодня уезжает. Впрочем, так как она только полухорошенькая, то и удовольствие от неё весьма умеренное. Не то что ты!!!!!. Крепко целую. Дау.
Гаспра. 4.VI.39
Корунечка, дорогая моя девочка. Вот стараюсь не надоедать тебе скучными письмами, но не могу удержаться. А от тебя ничего нет. Может, ты уже забыла своего Дауку или вспоминаешь о нем, как жена о муже — с заботой, но без страсти. А вдруг правда, то, что ты мне тогда говорила, и твоя былая влюблённость давно перешла в «любовь», то есть в очень тёплое дружеское отношение, но лишено пьянящего угара влюблённости.
Я ем 4 вторых и уже собираюсь переходить на 5. Купаюсь мало, т. к. вода холодная. Все мало-мальские пригодные девушки и хорошенькие и полухорошенькие уехали, и постепенно становится скучно. Измышляю, где бы поискать что-нибудь, а то все килограммы зря пропадут. Крепко целую далёкую девушку.
Гаспра. 9.VI.39 Корунечка, дорогая. Ты не представляешь себе, как грустно каждый вечер спрашивать о письмах и полу— чать в ответ то же вежливое НЕТ. А ты ещё говоришь, чтобы не было других любовниц. Тогда я бы хоть немного утешался письмами от них. Бедный Даука!
