Переполненный конференц-зал Московского физико-технического института. Молодые, восторженные лица. Напряжённая тишина, странная для такой аудитории. К студентам приехал Лев Давидович Ландау.
Вначале — сугубо научный разговор о проблемах современной физики, об элементарных частицах. В заключение — ответы на вопросы. Дау предстает перед аудиторией во всём блеске остроумия и находчивости. Вопрос — стремительный ответ — взрыв смеха в зале. Снова вопрос — снова молниеносный ответ — и опять гомерический хохот.
– Расскажите о летающих тарелках, — просят Льва Давидовича.
– Интеллигенты, — отвечает академик, — столь же, а может быть, и более, суеверны, чем все остальные люди. Мне кажется, верить в чёрную кошку есть больше оснований, чем, скажем, в снежного человека. Всё-таки кошка — это реальный объект. Лично я не суеверен. Некоторым же людям, видно, приятно быть суеверными. В этой связи уместно привести следующее высказывание Нильса Бора: «Когда имеется конечное число экспериментов и бесконечное количество теорий, то существует бесконечное же количество теорий, удовлетворяющих конечному числу экспериментов ».
– Действительно ли в Америке изучали антигравитацию?
– Во всех странах существуют сумасшедшие.
Дау берёт несколько записок, одну за другой читает их вслух и тут же отвечает:
– «Мне довелось слышать, что однажды на встрече с работниками искусств Москвы вы заявили, что плодотворным научным трудом можно заниматься только четыре часа в сутки. Так ли это?»
Я никогда таких суждений не высказывал. Очень трудно для всех установить регламент занятий. В каждом конкретном случае всё зависит от способностей, усидчивости, настроения человека. Чем больше трудиться, тем лучше! Но, конечно, нельзя заниматься целыми днями наукой — нужен отдых. Когда я был студентом, я занимался так много, что по ночам мне снились формулы…
«Каково значение гравитационной теории?»
Ценность её зависит от того, в какой мере она может быть использована её авторами…
«Были ли вы в лаборатории у Капицы?»
Зачем? — удивляется Дау. — Делать умный вид? Да я бы там все приборы переломал.
Наконец последняя записка:
«Каковы ваши взгляды на спорт? Следует ли научному работнику им заниматься?»
Заниматься спортом приятно. Кроме того, это, по-видимому, полезно для здоровья. Сам я играл в теннис и до сих пор хожу на лыжах.
– Лев Давидович, пожелайте нам что-нибудь на счастье.
– Пожелать можно многое. В первую очередь — успехов в науке. Человек должен стремиться к тому, к чему имеет душевные склонности. Можно быть хорошим специалистом во многих областях человеческой деятельности, не питая особой любви к своей специальности. Но едва ли станешь хорошим специалистом в науке и искусстве, если у тебя к ним не будет лежать душа.
После доклада к Ландау подошёл один из его старых учеников.
– Дау, вы слишком всё упрощаете, — сказал он.
– Чем проще, тем лучше. Надо всегда стремиться к ясности. Исследователь обязан выявить истинную простоту законов природы, которые лежат в основе сложных явлений.
– Да, но тогда каждый дурак всё поймет, и…
– Вот и хорошо, — перебил Дау.
– Ничего хорошего! Он же станет везде кричать: «За что им такие деньги платят?!»
– А вы рассчитываете — если сделать выступление непонятным, он поумнеет и перевоспитается?
– Но он ко мне будет относиться с бо?льшим уважением.
– Не знаю, вам виднее, — улыбнулся Дау.
«Праздник Архимеда» в МГУ. Май 1960 г.
Осенью 1960 года студенты университета — физфаковцы, которым Ландау в качестве профессора кафедры теоретической физики читал различные курсы теоретической физики, пригласили Льва Давидовича на чашку чая. Пока поднимались на тринадцатый этаж, Лев Давидович разговорился с молодым человеком, который никак не мог решить, кем стать — экспериментатором или теоретиком.
– Главное, что вам больше по душе, — сказал Лев Давидович.
– Эксперименты, — ни минуты не задумываясь, ответил студент.
– Так в чём же дело? — удивился Ландау. — Ни желание ваших родителей, ни советы преподавателя не должны сбивать вас с толку. Добрые советы — вещь хорошая, но следовать им надо осторожно.
Студент обрадованно закивал.
За чаем говорили о выборе профессии, о том, как помогают студентам изданные в 1949 году курс лекций Ландау по общей физике и в 1955 году — курс лекций по теории атомного ядра, написанный вместе с профессором Я. А. Смородинским. Чаепитие продолжалось долго. Расставаться не хотелось. Гурьбой отправились провожать Льва Давидовича. Шли по бульвару Воробьёвского шоссе, перепрыгивая через лужи. Со старых лип падали холодные капли. На крылечке академической квартиры договорились, что чаепитие будет непременно повторено.
В эти годы Л. Д. Ландау был избран членом многих иностранных академий и обществ. В 1951 году его выбрали членом Датской, в 1956 году — Нидерландской академий наук. В 1959 году он был избран членом Британского физического общества, в 1960 году — Британского Королевского общества. В том же году он стал членом Национальной академии наук США и Американской академии наук и искусств, и ему были присуждены премия имени Фрица Лондона (Канада) и медаль имени Макса Планка (ФРГ).
3 мая 1961 года Лев Давидович встречал своего старого учителя Нильса Бора. Патриарх физики приехал в Москву по приглашению Академии наук СССР. На Шереметьевском аэродроме собралось много народу. Первым к трапу подбегает Ландау. Он обеими руками жмёт руку своего учителя и весь светится счастьем. Бор растроганно улыбается, не сводит восхищённого взгляда с ученика.
Нильс Бор и Лев Ландау. Май 1961 г.
Они не виделись с 1937 года. Все дни, что Бор провёл в Москве, они почти не разлучались. Бор рассказал Льву Давидовичу о том, как капитулировала Дания, как нацистские власти хотели заставить его работать над созданием нового сверхсекретного оружия. В 1943 году «Комитет свободы» на подводной лодке переправил Бора в Швецию. Из Стокгольма группа Сопротивления доставила Бора в Шотландию. Он летел в бомбовом люке английского истребителя «Москит». Из Англии он попал в Америку и только после войны вернулся на родину.
– Как он счастлив, — говорила о муже госпожа Бор, — что Ландау здоров и жизнерадостен. У нас одно время ходили нелепые слухи, что ему плохо живётся. А на самом деле из всех учеников Нильса Дау меньше всех изменился. Хотя прошло почти тридцать лет, как они познакомились…
Нильс Бор был почётным гостем на весёлом студенческом празднике — на «празднике Архимеда» в МГУ. На площади перед университетом собралось несколько тысяч студентов. Бор выступил с речью, переводил которую Ландау. Слушали Бора с восторгом.
