«Визит, вопреки ожиданиям, прошел хорошо, и я договорился с Ники по всем крупным политическим вопросам, так что, можно сказать, весь мир у наших ног! Возврат имперских территорий Франции с помощью России абсолютно, начисто исключен, так что войны с Галлией и Россией можно не опасаться, Ники взял такое обязательство. Континентальная блокада против Америки и, возможно, Англии — дело решенное. Тебе предстоит оторвать Вену от Лондона. Мы расстались верными друзьями…».
Николай рассматривает итоги встречи иначе. Как следует из его бесед с дядей, дневниковых записей и донесений французского посла Палеолога, царь вовсе не соглашался считать вопрос об Эльзас-Лотарингии навсегда решенным. Он много раз подчеркивал, что русско-французский союз ставит во главу угла не территориальные проблемы, а отражение возможного нападения Германии, что четко сформулировано в военной конвенции 1892 года. Николай всего лишь старался успокоить Вильгельма, когда обещал «следить, чтобы французы не выходили за рамки».
И о «мире у наших ног» Николай вовсе не говорил. Он вежливо выслушивал излияния Вильгельма, был явно обеспокоен, но Вильгельм сделал далеко идущие выводы исключительно из молчания Николая и его нежелания перебивать собеседника.
Когда Вильгельм уехал, Николай облегченно вздохнул. Своему дяде Алексею он откровенно признался, «насколько неприятны и болезненны бесконечные разговоры с этим занудой Вильгельмом». «Не пойму, — жаловался царь, — как он позволяет себе затрагивать вопросы, которые лишь накануне поднял, не давая мне возможности обсудить их с моими министрами и дать определенный ответ. Поэтому мне пришлось отвечать ему так, чтобы не брать никаких обязательств…».
Фотографию, на которой Вильгельм перед отъездом покровительственно обнимает Николая за плечи, кайзер собирался выпустить в виде открытки, так что Николаю пришлось ее немедленно уничтожить, включая фотопластинки. Такое поведение Вильгельма царь счел бестактным.
Николаю Вильгельм казался незрелым, но и не особенно опасным, поскольку он видел насквозь его внутреннюю сущность и замаскированные жестикуляцией действительные цели. Правда, не все. В одном отношении он не находил скрытого смысла в аргументации Вильгельма, потому что сам был увлечен этой идеей.
Речь идет об авантюрах на Дальнем Востоке.
«Я не сомневаюсь, — торжественно заявил Вильгельм, — что Господь доверил тебе водрузить крест Спасителя на берегах Тихого океана; надеюсь, ты понимаешь всю важность и святость этой божественной миссии, вверенной тебе…».
Даже если Николаю помпезность его немецкого доброжелателя казалась преувеличенной — на торжественное «До свиданья, властитель Тихого океана» при расставании он ответил трезвым «Гуд бай», — он тем не менее был одержим мечтой утвердить свои позиции в тихоокеанском бассейне, поскольку уже двигался в этом направлении.
Военные неустанно требовали от государя осуществления их планов. В 1897 году Николай отверг их притязания, когда они настаивали на том, чтобы, воспользовавшись греко-турецкой войной, осуществить цели России в проливах; вместо развязывания войны Россия заключила с Австро-Венгрией конвенцию о поддержании статус-кво на Балканах. Однако генералы оставили двери открытыми для осуществления военным путем уже подготовленной стратегически и политически экспансии на Дальнем Востоке.
С 1895 года Россия получила незамерзающую гавань Порт-Артур, оборонительный союз с Китаем и разрешение на строительство Китайско-Восточной железной дороги, дававшей практический контроль над Маньчжурией. Россия взяла в аренду Ляодунский полуостров и тем самым вторглась в сферу интересов Японии, против которой был направлен русско-китайский оборонительный договор 1896 года. С 1897 года Россия имела также опорные пункты в Корее, держала в Сеуле военного и финансового советников и армейское подразделение для их охраны.
События развивались своим ходом. В 1897 году были убиты два немецких эмиссара, после чего кайзер Вильгельм оккупировал порт Киао-Чао. В ответ Россия поставила гарнизоны в бухтах Порт-Артур и Талиенван (по-русски Дальний) и добилась от китайцев разрешения на продолжение русской железной дороги до этих пунктов; в Порт-Артуре строился торговый порт[29], туда устремились русские коммерческие компании. Тем временем англичане добавили порт Вэйхайвэй на Желтом море, а французы — Гуанчжоувань на юге Китая к уже имеющимся колониям.
В 1900 году терпение китайцев лопнуло. Вспыхнуло восстание против европейских оккупантов — так называемое «Боксерское восстание». Гнев повстанцев вылился на обитателей дипломатического квартала в Пекине, однако незамедлительно посланные войска вскоре подавили восстание. Под давлением США, Англии и Японии русским пришлось вернуть Маньчжурию (кроме полосы отчуждения железной дороги и ее административного центра города Харбина) китайцам и дать обязательство уйти из Кореи.
Россия тянула с выполнением последнего условия. Япония пошла дальше в своих притязаниях и поставила признание русского господства в Маньчжурии в зависимость от вывода оттуда русских войск и признания свободы передвижения японцев в Корее. Россия на это не согласилась. В 1902 году Япония, как верно предсказывал Вильгельм, заключила союз с Англией и начала усиленно вооружаться. Ситуацию усугубило то, что царь назначил генерала Алексеева генерал-губернатором восточной корейской провинции Квантун, а генерала Безобразова поставил управителем в Северной Корее[30]. Японские протесты не возымели действия.
Наступил 1903 год. В начале этого года Николай записал в дневнике: «Я только приступаю к собиранию сил». Витте предупреждал его об опасности ввязывания в авантюру. Однако генералы Куропаткин, Безобразов и прочие убедили царя, что он может опираться на могучую военную силу.
По мнению Витте, критика царской внешней политики, Николай дал полную волю Куропаткину, мечтавшему, что «Россия занимает Маньчжурию, аннексирует Корею, затем подчиняет Тибет, захватывает Персию и, наконец, Босфор и Дарданеллы». Царь доверяет советникам, знающим этот регион и обладающим военным опытом, как его генералы.
Безобразов, который возглавляет всю эту авантюру и защитником которого перед царем выступает не кто иной, как Вильгельм, добивается отставки министра финансов Витте, противящегося его дальневосточным планам. Николай удаляет не только своего самого одаренного советника Витте, но и министра иностранных дел Ламздорфа[31]. Для приема японской делегации, прибывшей в Петербург для переговоров, у него «не находится времени».
