К Английскому Генералу Грагаму отрядил я эскадрон гусар и 100 Козаков, под командою Майора Алферьева, для занятия аванпостов, пока будет высажена Английская кавалерия, и для наблюдения Берген-Опцоомскаго гарнизона.
Генерал Сталь приближался к Вествезелю и разсылал отряды свои даже до Антверпена, куда прибыл известный генерал Карно, чтоб принять начальство над сею важною крепостью.
Полковник Чеченский расположился в Турнгуте, а Майор Коломб, оставя пехоту свою в Бреде, и подкрепленый Капитаном Петерсоном со 100 Павлоградскими гусарами и сотней Козаков, получил приказание делать разъезды к Малину и Лувену.
Генерал Бюлов, узнав о взятии Бреды, Гертруйденберга и Виллемштада, оставил Утрехт, окружил теснее Горинхем и с авангардом пошел сам к Бомелю.
Неприятель, опомнясь от перваго своего удивления, вооружил матросов, бывших на линейных кораблях в Антверпене, соединил все силы свои и по повелению Наполеона, выступив из крепости в числе 17 или 18 000 с многочисленною артиллериею, потянулся на Вествезель, чем принудил Генерала Сталя отступить.
Полковнику Чеченскому приказано было тревожить неприятеля на пути его, не оставляя дороги от Турнгута к Бреде; а Генералу Сталю отступать медленно по дороге, неприятелем занимаемой. Для подкрепления его послал я два орудия конной артиллерии и эскадрон гусар; а дабы не принудили его отступить в безпорядке к крепости Бреде, то батальон 2-го егерскаго полка расположился в закрытом месте, вне крепости, чтобы в случае нужды способствовать собраться кавалерии. Удачныя распоряжения Генерала Сталя зделали безполезною сию предосторожность, и он, оспоривая каждый шаг неприятелю, вошел в Бреду в полдень 7-го Декабря, в совершенном порядке и без малейшей потери.
Эспланада вокруг крепости еще не могла быть очищена; почему Французские стрелки засели в садах и шалашах, простиравшихся даже до гласиса, батареи устроены на близком разстоянии от крепости, и атака зделана была с отличною решительностию. Артиллерии Капитан Сухозанет, поставив орудия свои на передовых укреплениях, так искусно действовал и так удачно подкреплен был огнем нашей пехоты, что неприятель прекратил нападение и довольствовался канонадою по крепости.
В тот самый день ожидал я тяжелой артиллерии и запасу амуниции, отправленных водою из Виллемштада. Неприятель послал отряд для занятия дефилеи Тергейденской на реке Мерке, чрез которую надлежало проходить судам сим, и которая вела прямо к Гертруйденбергу. Крепость сию защищали одни только граждане, а потому она легко могла быть взята. В то время, как я оставил позицию при переходе сем, Майор Князь Гагарин, которому приказал я следовать по правому берегу Мерка с Башкирским полком его, эскадроном гусар и двумя орудиями. Ночью зделал он столь успешное нападение, что захватил до 200 пленных, отнял Тергейд, и, преследуя неприятеля, способствовал провозу транспорта, который часом позже достался бы в руки Французов.
Наконец прибыла тяжелая артиллерия. Стараниями наших артиллерийских офицеров и Голландских под начальством Подполковника Штейнмеца орудия были поставлены, не смотря на неприятельский огонь, на который, по причине занятия работами, не возможно было нам отвечать. Французский Генерал прислал парламентера требовать здачи города; но успешное действие нашей артиллерии лишило его сей надежды.
Полковник Чеченский шел к Тильбургу, чтобы тревожить неприятеля и удержать сообщение мое с Бюловым; Князь же Гагарин отправился, что бы охранять сообщение с Майором Алферьевым, прикрывавшим Виллемштад.
8-го в вечеру, возвратясь в Бреду, Майор Коломб и капитан Петерсон, бывшие в Аувайне и Малине, привезли с собою 8 орудий, найденных в сей последней, и 3000 освобожденных ими Англичан, взятых Французами в плен в Испании.
Неприятель чрез всю ночь сильно бомбардировал город, а 9-го покусился зделать нападение на Турнгутские ворота. Продолжительное нападение сие прекратилось только тогда, когда я велел зделать вылазку из Антверпенских ворот, в которой солдаты и офицеры Голландского батальона оказали отличную храбрость. Потеря неприятеля была очень значительна, и канонада утихла; хотя же вечером опять возобновилась, но ночью все было спокойно.
Хотя Англичане не могли содействовать нам, ибо делали еще только высадку тогда, и противные ветры удерживали в море суда их, на которых находились лошади; а Бомельверт, будучи покрыт льдом, делал невозможною переправу Генералу Бюлову; но Французам должно было опасаться прихода Прусаков и Англичан; и потому оставалось им или ускорить овладение Бредою, или оставить свое на оную предприятие. 10-го заняли они все дороги, кроме ведущей к позиции, занимаемой Майором Князем Гагариным, и вечером зделали нападение на трое ворот. Антверпенския защищал Генерал Жевахов, Турнгутские Генерал Сталь и Майор Коломб, а я с резервом бросился к Буале-Дкжским. Место было открыто, и я, выступив с полком Козаков и 4 эскадронами гусар, заставил неприятеля отступить более чем на версту. К ночи огонь затих повсюду. Густой туман не допустил воспользоваться успехами кавалерии, и только в 8-м часу утра можно было продвинуть вперед патрули.
Неприятель оставил совершенно свою позицию, отступил от Бреды, преследуемый Генералом Сталем по Антверпенской дороге до Вествезеля, где укрепился.
Майор Коломб с козачьим полком пошел к Турнгуту.
Бреда счастливым успехом защиты своей обязана деятельности и неутомимости храбрых наших офицеров, рвению артиллерии нашей Капитана Сухозанета и командира Голландской Подполковника Штейнмеца, особенно же благоразумным советам Голландского Губернатора Фон-дер-Платена, служившаго прежде инженерным офицером в наших войсках.
Вся Голландская экспедиция, стоившая нам 460 человек ранеными и убитыми, была благоприятствуема общим расположением Голландского народа и споспешествуема мудрыми распоряжениями Генерала Бюлова.
12-го Декабря на стенах Бреды принесли мы благодарение Богу за щастливое действие нашего оружия.
22-го сменили нас 2 Английских, 2 Пруских и 2 Голландских батальона, после чего собрав отряд мой, по повелению Генерала Винценгероде, пошел я правым берегом Рейна к Дюссельдорфу, где и присоединился к его корпусу.
(Перевод с франц. Федора Глинки) (ВОЕННЫЙ ЖУРНАЛ издаваемый при Гвардейском штабе. Книжка VII. Санкт — Петербург. В Типографии Гвардейского Штаба. 1817, с. 22–33)
Письма А. X. Бенкендорфа к графу М. С. Воронцову (1811–1815 гг.)
Письма графа А. X. Бенкендорфа к его другу графу (позднее Светлейшему Князю) Михаилу Семеновичу Воронцову были опубликованы Петром Ивановичем Бартеневым в 1889 году. Несмотря на столь давний срок публикации, они еще до сих пор не были переведены на русский язык (П. И. Бартенев опубликовал только оригиналы на французском языке), нигде не комментировались и не использовались как исторический источник. Причина невостребованности видится в том, что русскому культурному обществу конца XIX века не были интересны ни автор письма, ни адресат, ни их время. Общество тогда уже выбрало иных героев, выработало или восприняло определенные штампы в восприятии истории и исторических личностей. Люди культурной эпохи Льва Толстого смотрели на всю русскую историю, и не только на историю, с позиций автора "Войны и мира" и его глазами. Ни Михаил Семенович Воронцов, ни Александр Христофорович Бенкендорф не соответствовали тем политизированным вкусам и моде, что господствовали в России в последние два-три десятилетия до революции. Воронцов был всего лишь "полумилорд, полуневежда" пушкинской эпиграммы, а Бенкендорф "шефом жандармов", не более. Позднейшие времена мало что изменили. Кое-что изменилось в конце XX века, но своеобразно. Появилось два "Михаила Семеновича Воронцова". Один — герой Бородина, вполне прогрессивный командир оккупационного корпуса во Франции, благодетель Новороссии и Кавказа. Другой — все тот же "полумилорд", доносчик и подлый мститель молодому Пушкину, почему-то не благодарный ему за шашни с его совсем не строгой супругой. Появились, начиная с Натана Яковлевича Эйдельмана, смелые мнения о Бенкендорфе. Оказалось, что он не только угнетал российскую литературу и ее гениев, но еще и сражался на войне, даже был "партизаном", дружил с будущими декабристами, а те, с которыми он не дружил, написали в своих воспоминаниях, что "шеф жандармов" их не обижал и был достоин уважения. Ныне Бенкендорф уже причислен к солидной категории (почти к партии) "консерваторов", а о знаменитой пушкинской эпиграмме на Воронцова появилось предположение, что она не вполне пушкинская, а в большей мере является редакцией князя П. А. Вяземского. Он получил эпиграмму от Пушкина, усугубил резкость характеристики, и в таком виде она "вышла в свет". Ныне все более очевидно, что штампованные мнения обветшали, ибо в них нет истины. И узнать историческую истину лучше всего непосредственно из источников, а не из квазиисторической публицистики, облеченной в научную униформу.
