— Едва ли переполненный грандиозными планами Ельцин, прогуливаясь с Бурбулисом осенью 1991 года в Бочаровом Ручье и делая нелегкии выбор в пользу никому не известных младореформаторов, мог даже в страшном сне представить, что к середине девяностых в России бурно разрастутся беспредел, криминал, страной начнет рулить «семья», а поиски президентских счетов, счетов Тани, Вали станут почти национальной идеей. Вы ставите под сомнение бескорыстность раннего Ельцина? А позднего?
— Уверен: Борис Николаевич не брал никогда. Брали те, кто его окружал. Ельцину — у меня на этот счет нет никаких колебаний — нельзя было занести конверт с деньгами. Такое просто немыслимо вообразить. Но можно было проделать этот трюк с его окружением, которое потом подписывало у президента нужные бумаги.
— Но Борис Николаевич читал газеты, знал, что плохо говорят о «семье». Должен был как-то реагировать…
— Очевидно, от него эта информация отскакивала. Кроме того, неверно рассуждать о Ельцине без учета того, что он сильно пил.
— Как вы считаете, в светлые минуты президент сознавал, что его «ближний круг» состоит, мягко говоря, не из бессребреников?
— Мне кажется, если и сознавал, то в его голове это окрашивалось в иные тона. Он дал себя убедить, что «игрек» или «зет» берут деньги не для собственного обогащения, а чтобы «подпереть» президента, улучшить его имидж, не допустить провала на выборах… С этим Борис Николаевич мирился. Спокойно принимал такой порядок вещей.
— В отличие от вас, у немалого числа соотечественников с младореформаторами были связаны определенные чаяния. Верилось, что отсутствие практического опыта, некая, по-видимому, неизбежная черствость не помешают им развернуть страну, преодолеть точку возврата. Вот уж кто, казалось, меньше всего думал о личном обогащении. Амбиции лежали в другой плоскости. Пройдет время, и ряд демократов этой волны подпортят себе репутации участием в залоговых аукционах, сомнительных приватизационных сделках… Вы вменяете в вину членам первого реформаторского правительства подбрасывание поленьев в коррупционный костер?
— Вне всякого сомнения. Причем я не думаю, что все реформаторы пришли во власть белыми и пушистыми, а впоследствии переродились. Некоторые с самого начала не были чистыми на руку. Взмыв с невиданной скоростью и оглядевшись в новом для себя мире, смекнули: тут можно хапать, многое получить задарма. И начали это делать.
— Да реформаторов же переполняло честолюбие.
Обуревала грандиозная идея перевести страну на рыночные рельсы. Успеха хотелось!
— Это совместимо… Пылкое желание по-своему переделать Россию вполне сопрягалось с прозаичным намерением набить личный карман. Разве приватизация за копейки морского порта в Ленинградской области чиновником, занимавшимся госимуществом, честный поступок? А громкий «книжный скандал» — не потеря лица ряда членов реформаторской команды? Амбиции, «лежащие в другой плоскости», при удобном случае свободно конвертировались в деньги.
— Так или иначе, но сегодня сложился целый механизм конвертирования административного ресурса в финансовый. Самое обидное, что даже молодежь нередко находит его привлекательным. До начала кризиса, заставившего перепуганных молодых специалистов хвататься за любую работу, некоторые выпускники отборных вузов предпочитали работать не в крупных частных структурах, а поступать на госслужбу. Не потому, что престижней. Денег больше. И это при невысоких окладах чиновников. Административная рента круче заработка в бизнесе.
— У нас коррупция, как плесень, грибок, заразила все здание. Достаточно вовремя не прокалить паяльной лампой червоточину — добротный дом начинает гнить, способен рухнуть. Тут прочитал в газете, как один офицер милиции в Московской области копил деньги на должность генерал-майора. Не стесняясь, сетовал, что набрал всего сто тысяч долларов, а надо полмиллиона. Это в области. В столице якобы вдвое дороже. Мне трудно представить, что до заката СССР было что-то подобное. Теперь же «ценники» на чиновничьи должности, специальные тарифы на услуги бюрократов разных уровней — почти норма.
Допускаю, что кто-то из молодых тоже сумел бойко овладеть наукой переводить административный ресурс в финансовый. При этом огульно осуждать не хочу. Могу повторить: нынешняя молодежь в основном целеустремленное, образованное, трудолюбивое поколение. Но, видно, все слишком запущено, раз коррупция пролезла и в эту среду.
— «Закон о честности», принятый в США в годы Великой депрессии, не позволяет чиновникам брать подарки стоимостью свыше ста долларов. Какую роль был призван сыграть этот своеобразный закон времен Франклина Рузвельта?
— У нас сейчас тоже ввели похожее ограничение. Лимиты на стоимость подарков. Допустим, тот же чиновник помог вам быстро, через «одно окно» получить необходимую справку. Вы хотите выразить признательность и приносите бутылку коньяка. Или (если чиновник — женщина) букет цветов, торт. Это в порядке вещей, нормально. Но подарить за оказанную услугу кольцо с бриллиантом — значит нарушить закон. Цель такого ограничения — оздоровить атмосферу в госструктурах, умерить гипертрофированные аппетиты любителей подношений. Но опять-таки, если американцы в своем большинстве законопослушны, то в России, как подметил Салтыков-Щедрин, строгость законов смягчается необязательностью их исполнения.
«Вы полагаете, в моем внутреннем мире не бывает смятения, постоянно царят согласие и покой? Так происходит только у ангелов. А я далеко не ангел».
«Когда Лаура умерла, первые годы я был словно обесточен. Прошло пять лет, прежде чем мы соединились с Ирой».
«Мне повезло с Ирой. Она прекрасный, светлый человек».
«Надеюсь, у меня есть в семье кое-какой авторитет. Фото сделано в 1999 году, сейчас семья разрослась еще больше».
«Родные и друзья».
«Кажется, совсем недавно Нанины дочки — Саша и Маша были такими маленькими. Летом 2009 года Саша вышла замуж, а Маруське уже двенадцать».
«Время идет. Вырос Женя, внук. Он похож на своего отца. Я, бывает, даже путаю, называю его Саша». С Евгением Сандро и его женой Светланой.
«Друзей у меня много. Среди них особое место принадлежит друзьям детства». Школьные друзья собрались в Москве.
«Когда-то в Каире, провожая в аэропорт на своем „Опель Капитане" секретаря ЦК комсомола Рахмана Везирова, я попал в аварию. С тех пор много воды угекло, но мы продолжаем дружить».
«Человек должен быть тебе очень близок по духу, чтобы стать другом в зрелом возрасте». С Томасом Колесниченко.
Со Станиславом Кондрашовым.
С Мэлором Стуруа.
С Владимиром Шевченко, Николаем Шишлиным, Томасом Колесниченко и Степаном Ситаряном.
С Давидом Иоселиани и Рамизом Резаевым.
