Что запомнилось одиннадцатилетнему Акси-Вакси из этого светского события? Фира Мироновна с разгорающимся сиянием вокруг счастливого крепко-клубничного лица и в меховой накидке на атлетических плечах. Запомнились какие-то лапки, свисающие с накидки, что делало весь предмет подобием королевского одеяния. Хотелось подкрасться сзади и поиграть с этими лапками. Сэсиль, главный объект празднества, напротив, облачена была в шифоновые легкости на просвет. Вообще-то девушка была похожа на каменную бабу из скифского кургана — большой любитель энциклопедий, Акси-Вакси помнил эти изображения, прикрытые полупрозрачными листочками вощеной бумаги. Полупрозрачность сопровождала могучую деву. Кружевное белье просвечивало через шифон. Заняв место возле круглого стола, она явно не собиралась менять свою позицию. С загадочной улыбкой на скуластом лице она не произносила ни слова. К вошедшему в сопровождении тети Коти генералу она не повернула ни взгляда, ни головы.
Мамочке это массивное создание, очевидно, до сих пор казалось крошкой. Во всяком случае, она постоянно показывала окружающим, и особенно летчику-герою, на усевшуюся к столу тяжелую деву и приговаривала с нежнейшей улыбкой: «Наш пострел везде поспел».
Между тем тетушка Ксеня уже завершала сервировку стола. В центре помещалось круглое блюдо с ее гордостью, не виданной с довоенных времен выпечкой всевозможных пирожков. Бульон, прозрачный, как слеза, стоял в одолженной у Майофисов супнице. Различные закуски, дары ленд-лиза, размещались по всему столу, и также по всему столу видны были пучки свежей редиски. Среди гостей циркулировал также слушок, что после первого стола последует второй, мясной, баранина с косточкой. Ну а потом уже, на сладкое, прибудут русский «хворост» и татарский «чак-чак».
Тетя Ксеня в отложном воротничке поверх шерстяной кофточки хлопотала вовсе не в одиночестве: ей помогали две официантки из пищекомбината Фиры Мироновны. Среди гостей присутствовали также несколько чинов из треста столовых. Один из них был без левой руки, другой на скрипучем протезе ноги, третий с черной повязкой на левом глазу. Правительственные награды, развешенные по пиджакам, создавали общий «оживляж». Вместе с ними здесь были ближайшие соседи по аргамаковскому особняку: чета Майофисов, а также вся семья ответработника Наруллы Сафина. Присутствовала и молодежь: наша Майка, ее подруга Бэбка и Сафин Дамир, что означало «Даешь мировую революцию!» — они сидели на втором ряду стульев. Младшие дети, и в том числе наш Акси-Вакси, получали свои тарелки на диване.
Теперь что касается алкоголя и напитков. Стояло два графина разведенного спирта — крепость не менее 50 градусов. Две бутылки американской «Белой лошади». Дюжина [бутылок] кагора местного производства — при открытии оных на скатерти набиралось немало сургучного мусора. Жбан морса. Жбан пива. Вода «Ессентуки». Вот, собственно говоря, и все; вполне достаточно, чтобы всех взрослых развезло.
Первый тост попросили поднять генерала Ивана Мясопьянова. Тот встал с хрустальным бокалом и, слегка качнувшись, ухватился за желанное плечо Констанции Котельник: «Первый тост, товарищи, предлагаю выпить за великого вождя нашего народа, главнокомандующего вооруженными силами нашей страны Иосифа Виссарионовича Сталина!»
«Ура! Ура!» — зашумел стол. Все встали и опрокинули до дна. Все, за исключением будущей невесты Сесилии, та не разомкнула уста, да и не приподняла каменную попу, и вовсе не потому, что она недооценивала нашего вождя, а просто потому, что сильно отстала от всех, не вполне сообразила, что надо делать.
Дальше пошло: «За победу!», «За наших героев!», «За единство фронта и тыла!», «За первого Героя Советского Союза генерала Ивана Мясопьянова!», «За скромную, но яркую девушку Сесилию Дубняк!», «За тружеников Татарии!».
Налили кружку морса и Акси-Вакси. Он смаковал приятный напиток и к каждому тосту подлезал со своей кружкой, пытаясь создать дополнительный звон.
«Ваксик, мой друг, а где же наш патефон? — спросила по-светски тетя Котя и пояснила генералу и гостям: — Он у нас директор патефона».
Ну, я помчался, подхваченный восторгом. Да-да, я — директор патефона! Вся музыка этой квадратуры и кубатуры в моих руках! Скрылся за перегородкой, и так стремительно, что обнаружил себя уже под супружеским ложем, где вторая половина в военное время пустовала и только жалобно поскрипывала панцирной сеткой в тоске по нашему береговому артиллеристу. Впрочем, в последние месяцы пустовала и вторая половина ложа, так что Ксеня иной раз на ночь загружала туда младших детей.
В самом дальнем углу покоилась картонная коробка с тяжелыми пластинками. Чего только там не было: «Рио-Рита», «В парке Чаир», Изабелла Юрьева, Клавдия Шульженко, сестры Берри, «На карнавале под сенью ночи», Леонид Утесов, оркестр Варламова, юный Цфасман, песенки американских безработных — все это до войны собирали тетя Котя и дядя Феля, обходя государственные магазины, а иногда и пробавляясь находками на толкучке, в частности, почти запрещенными пластинками Лещенко и Вертинского.
Я выдвинул боковую треугольную иглохранительницу патефона. Иглы, хоть и притупившиеся, были в наличии: как видно, Шуршурчик еще до них не добрался. Поставил слоу-фокс «Есть остров, как луна, серебристый». Генерал тут же продемонстрировал могущественный подъем и галантный поклон тете Коте. Сильно прижавшись друг к другу, они стали двигаться по полутора квадратным метрам оставшейся площади. И пели вместе:
«Посети его вновь;
Этот остров — любовь!»
Сильная рифма, ничего не скажешь, от нее никуда не убежишь. Они все больше и больше закруглялись в своих па по направлению к коридору.
Вот сейчас начнется какой-нибудь удивительный ужас, решил Акси-Вакси. И действительно — Сесилия начала неторопливый подъем, сопряженный с одергиванием платья. Двинулась вперед несокрушимо к девчонкам-медичкам Майке и Бэбке, к которым недавно присоединилась юнейшая Зухра Сафина.
«Айда, девчонки, в казарму кавалеристов, — мужским голосом агитировала она и хватала медичек за кругленькие местечки. — Там нас пацаны приспособят по-страшному!» — Открыв ручную сумку с массивными каменьями, она стала забрасывать туда куски шоколада, а сверху втискивать «Белую лошадь».
Первая пластинка кончилась. Акси-Вакси поставил другую, накрутил еще моторную ручку и потащил патефон на террасу.
«Эх, Андрюша, нам ли жить в печали? Играй, гармонь, играй на все лады!» — донельзя знакомым голосом заголосила машина.
Акси-Вакси вдруг проникся острой грустью. Откуда она взялась? Вдруг вспомнилось, как он сидел на полу, крутил ручку и любовался танцующей парой молодых супругов.