Вот что сообщал Че Фиделю Кастро в письме 8 сентября:
«Фидель, пишу тебе с равнины, над нами нет самолетов и относительно немного москитов. Приходится так спешить, что нет даже времени, чтобы досыта поесть. Хочу коротко рассказать все по порядку.
Выступили мы в ночь на 31 августа, имея при себе четырех лошадей. Ехать на машинах не представлялось возможным из-за отсутствия бензина и, кроме того, остерегались засады в районе Хибакоа. Но правительственных войск там не оказалось, и мы спокойно миновали этот населенный пункт. Однако пройти больше десяти километров нам не удалось: усталость в конце концов свалила нас, и мы остановились на ночлег, выбрав для этого небольшую ровную площадку в горах по другую сторону от дороги. Считаю, что следует иметь постоянно в районе Хибакоа взвод наших людей. Это позволило бы наладить дело со снабжением в районе, по которому идем.
1 сентября пересекли дорогу и раздобыли три автомашины, которые у нас постоянно ломались, пока мы добрались до одной местной усадьбы... Здесь пришлось провести весь день, так как надвигался ураган. К нам подошли на близкое расстояние человек 40 из состава «сельской гвардии» (полиция в сельской местности, набиравшаяся из местных жителей — Ю.Г.), но они не стали вступать в бой и ушли.
Переждав немного, мы продолжили путь на автомашинах. Их тянули на буксире раздобытые нами четыре трактора. Но на следующий день по причине бездорожья от них пришлось отказаться и идти пешком. К наступлению ночи мы дошли до берегов реки Кауто. Из-за сильного разлива переправиться через нее в ту же ночь мы не смогли, а сделали это на следующий день, причем с большим трудом и потратив на это около восьми часов. Затем мы двинулись по разведанной нами проселочной дороге. Остались без лошадей, но надеемся достать их по дороге и прибыть в назначенный район. Сколько уйдет на это времени — точно сказать нельзя из-за постоянно возникающих трудностей на этих дьявольских дорогах. Постараюсь и дальше информировать тебя о ходе нашего дальнейшего продвижения, а заодно сообщать о местных жителях, которые могут пригодиться...
Пока все. Крепко обнимаю всех, кто остался там, в горах, которые отсюда уже едва вырисовываются на горизонте»[114].
По мере удаления от Орьенте колонна старалась избегать населенных мест. Ночью 9 сентября ее головной дозор попал в засаду. В коротком бою был уничтожен небольшой вражеский гарнизон, но противник теперь знал общее направление геваровской колонны. Снова наступили тяжелые дни, напоминавшие Эрнесто первые марши после высадки с «Гранмы».
Гевара писал об этом переходе:
«Голод и жажда, чувство бессилия перед врагом, который все теснее сжимал кольцо окружения, и к тому же страшная болезнь ног... превращавшая каждый шаг бойца в мучительную пытку, — все это привело к тому, что наш отряд стал походить на армию теней. Нам было очень трудно продвигаться вперед. День ото дня ухудшалось физическое состояние наших бойцов. Скудное питание еще больше усугубляло их плачевное положение. Но самые тяжелые дни наступили тогда, когда нас окружили недалеко от сентраля (сахарный завод вместе с плантацией сахарного тростника. — Ю.Г.) Барагуа. Мы оказались в зловонном болоте, без капли питьевой воды, с воздуха нас непрестанно атаковала вражеская авиация... Наша обувь совсем стала непригодной... колючие травы причиняли босым ногам нестерпимую боль. Наше положение было поистине отчаянным...»[115].
И все же благодаря неимоверной воле страдавшего от астмы командира («измученных людей, — пишет он, — можно было заставить двигаться лишь только бранью, оскорблениями, мольбой и всякого рода ухищрениями»)[116] окружение удалось прорвать. Колонна вплавь (!) переправилась через реку, разделявшую провинции Камагуэй и Лас-Вильяс. На горизонте засверкало голубое пятно горного одноименного массива.
И снова обстоятельное донесение главнокомандующему[117]:
«Наконец-то, после изнурительных ночных переходов пишу тебе из провинции Камагуэй (это уже на одну провинцию ближе к Гаване. — Ю.Г.). Надежд на то, чтобы в ближайшие дни ускорить наше продвижение, нет. В день проходим в среднем по 15—20 километров, половина моих людей — на лошадях, но седел нет. Камило находится где-то рядом, и я, чтобы встретиться с ним, ожидал его здесь неподалеку от рисовой плантации Бартлеса, но он не пришел. Равнина, по которой мы идем, огромна, москитов мало, и пока не встретили ни одного каскитоса (армейский солдат. — Ю.Г.); пролетающие над нами самолеты кажутся совсем маленькими и беззащитными. Передачи «Радио ребельде» (радиостанция Повстанческой армии. — Ю.Г.) прослушиваются с большим трудом, и то через Венесуэлу.
Все говорит о том, что правительственные войска не желают до поры до времени вступать с нами в бой, как, впрочем, и мы. Откровенно говоря, меня преследует какая-то боязнь в связи с нашим переходом со 150 необученными новобранцами в эти незнакомые районы. В то же время вооруженная группа партизан численностью 30 человек, не больше, могла бы действовать здесь с большим успехом, революционизируя всю округу...
Что касается моих дальнейших планов относительно последующего маршрута, то сообщить тебе что-либо определенного не могу, так как я сам еще не знаю его точно. Все будет зависеть от стечения обстоятельств, таких, как, например, сейчас, когда мы ждем прибытия нескольких автомашин, чтобы пересесть в них и оставить лошадей, которые были незаменимы во времена Антонио Масео (подробно о нем можно прочитать в докладе Гевары «Антонио Масео» — см. приложения к этой книге. — Ю.Г.), когда не было авиации, но сейчас они хорошо видны с воздуха и служат прекрасной мишенью для самолетов противника. Если бы не лошади, мы преспокойно могли бы двигаться и днем.
Воды и грязи здесь по горло. Повозки, на которых мы перевозим оружие, чтобы сохранить его в исправном состоянии до прибытия в назначенный район, имеют такой вид — хоть пиши с них картину. В пути мы с огромным трудом переправились вплавь через несколько небольших речек; несмотря на трудности, люди в целом ведут себя дисциплинированно, хотя нашей дисциплинарной комиссии приходится подчас принимать строгие меры в отношении отдельных нарушителей. Следующее донесение, возможно, будет из города Камагуэя. Остается еще раз по-братски обнять всех оставшихся в Сьерра-Маэстре, которая уже не видна отсюда».
На календаре стояло число — 16 октября. Мы не случайно называем дату. Дело в том, что Че получил приказ помешать проведению общенациональных выборов, назначенных на 3 ноября, что было осуществить, по словам самого Гевары, «очень трудно, поскольку оставалось мало времени, а также из-за разногласий в революционном движении, которые обходились нам (повстанцам. — Ю.Г.) слишком дорого и подчас стоили человеческих жизней»[118]. Позднее мы кратко остановимся на этих разногласиях.
