Облетав все аэродромы в зоне Мадрида, Птухин остановил выбор на самом крупном — Алькала-де-Энарес. Организация ночного старта была поручена Кутюрье и инженеру авиагруппы Василию Новаку. Им удалось раздобыть прожектор с полузатонувшего военного судна. На всякий непредвиденный случай для подсветки взлетно-посадочной полосы решили использовать автомобильные фары.
Надо было спешить. После начала Брунетской операции противник, сняв с севера части легиона «Кондор», ввел их в сражение на Центральном фронте. С наступлением темноты тяжелые «Юнкерс-52» непрерывно висели над Мадридом и боевыми порядками Центрального фронта.
Зная, что Рохо в курсе подготовительной работы, Птухин сжато информировал его о ходе дела.
Выйдя из-за стола, полковник медленно прошелся по кабинету.
— Настало время принимать решительные меры! Прошу передать летчикам нашу просьбу как можно скорее начать патрульные полеты. Просьбу, а не приказ, — подчеркнул он.
Закурив сигарету, Рохо подошел к Евгению Саввичу и опустился в стоявшее рядом глубокое кресло.
— Мы понимаем, как вам трудно, мой генерал. Но время не ждет. Послушайте, что говорят пленные фашистские летчики, среди которых немало знакомых Игнасио.
— Бывших знакомых, — уточнил Сиснерос. — Они в один голос утверждают, что массированное применение ночных бомбардировщиков заставит нас поднять руки. Иными словами, фашисты надеются заставить жителей Мадрида покинуть город. Ссылаются на опыт Северного фронта.
Птухин пожал плечами:
— Север не может служить эталоном. Против тридцатиреспубликанских самолётов там действует около пятисот фашистских. А то, что они говорят, — знакомая песня. Все это идет еще от итальянского генерала Дуэ — родоначальника доктрины, утверждающей, что с помощью одних бомбовозов можно выиграть войну.
— Но Дуэ свои теории черпал не из пустого ведра, — возразил Рохо.
— Конечно, — вступил в разговор Агальцов, — как известно, немцы в первую мировую войну тоже бомбили ночью города Англии и Франции. Если мне память не изменяет, то только в Лондоне погибло тысяча четыреста человек, в Париже — двести семьдесят. По тому времени это были невиданные масштабы бомбардировок. Дуэ рассудил, что если немцы полсотней бомбовозов и несколькими «цеппелинами» нагнали страх на англичан и французов, то уж с помощью тысяч бомбардировщиков можно поставить на колени целые государства. Ну а фашисты — как в Италии, так и в Германии — ухватились за его доктрину…
— Осенью тридцать шестого года они пытались подобный эксперимент провести и с Мадридом. Мы свидетели этому, — кивнул головой Сиснерос.
— Но ведь не получилось! — воскликнул Агальцов. — Ведь не покинули мадридцы свой город!
— Мы сделаем все, что от нас зависит. Первый патруль уйдет в небо в ночь на четырнадцатое, — медленно проговорил Птухин. — Кстати, позволю себе тоже обратиться к истории. В восемнадцатом году, оправившись от страха и паники, англичане в одну из ночей истребителями и зенитной артиллерией уничтожили в районе Лондона девять немецких бомбовозов «гота». Затем немцев стали сбивать и над Францией. Все дело в организации. Не обижайтесь, коронель, но, к сожалению, организация пока у нас хромает… Кстати, сегодня фашисты почему-то не бомбят.
— Над горами Сьерра-де-Гвадаррама второй час идет ливень, — улыбнулся Сиснерос.
— Итак, в ночь на четырнадцатое патруль уйдет в воздух. Я могу сообщить министру? — поднялся Рохо.
— Да. Но прошу, чтобы об этом знал самый ограниченный круг лиц.
— Пожелание генерала Хозе надо учесть, — Рохо повернулся к Сиснеросу.
Тот согласно кивнул головой…
Ночью 14 июля над аэродромом Алькала-де-Энарес писели крупные звезды и звенящая тишина. В лунном свете угадывались неясные очертания гор.
Пятеро летчиков молча стояли у самолета. Через несколько минут патруль уйдет в ночь. Не только в ночь, но и в неизвестность. Двое — Серов и Кузнецов — уйдут к Мадриду, а Рыбкин, Якушин и Сорокин займут готовность номер один.
— Время, — нарушил молчание Серов.
— Время, — ответил Кузнецов.
— К запуску!
За год войны в Испании первый ночной патруль республиканских истребителей уходил на поиск воздушного противника. Позади остались тревожные дни подготовки к ночному вылету. Тяжелый день 13 июля, в конце которого в бою над Брунете эскадрилья потеряла Баумлера Сардино…
Набирая высоту, «чатос» развернулись на запад. Курс — Мадрид.
Прошел час томительного ожидания. Кузнецов и Серов не возвращались. Выпустив в воздух Рыбкина, Якушина и Сорокина, инженер Новак на мотоцикле подъехал к прожекторной установке. Вблизи прожектора на плажной траве сидел Кутюрье. Они не успели обменяться и двумя словами, как раздался голос дежурившего сержанта-испанца:
— Арельсьен! Внимание!
Со стороны Мадрида подходил самолет.
— Один? — вслушиваясь в гул мотора, тревожно проговорил Новак.
— По местам! — приказал Кутюрье.
— Я к себе, — запуская мотор мотоцикла, заторопился Новак.
Над аэродромом вспыхнули и погасли бортовые огни самолета.
— Включай!
Голубая дорожка легла на землю. Кутюрье слышал только треск сгоравших внутри прожектора углей и легкое урчание мотора подходившего к земле истребителя. И вдруг в эти звуки ворвался леденящий душу вой бомб. Мощные взрывы потрясли аэродромом.
— Гаси! — что есть силы крикнул Кутюрье.
Наступила непроницаемая темнота.
Вновь раздались взрывы. Отблеск пламени осветилнакренившийся «чато». Кутюрье бросился к потерпевшему аварию истребителю, но не успел пробежать и десятка шагов, как яркий сноп вновь лег на посадочную полосу. «Сержант с ума сошел, наверное!» Взрывная волна швырнула Кутюрье вверх, и с силой ударила о землю.
Серов медленно приходил в себя. На разбитых губа ощущался солоноватый вкус крови. Тяжелая, словно налитая свинцом голова кружилась. Постепенно сознание возвращалось к нему, и припоминалось только что пережитое.
Пробыв свыше часа в зоне Мадрида и не встретив противника, Анатолий неохотно возвращался на Алькалу. Дав сигнал «Я — свой самолет», пошел на посадку. Колеса истребителя вот-вот должны были коснуться земли, когда внизу начали рваться бомбы. Видно, вражеский бомбовоз на приглушенных моторах подкрался к аэродрому следом за истребителем.
Ослепленный вспышками разрывов, Анатолий едва удержал машину. Надо было уходить на второй круг. И тут случилась новая беда: захлебнувшись, остановился двигатель. Коснувшись земли, истребитель колесами влетел в воронку и завалился на нос. Ударившись лицом о доску приборов, летчик потерял сознание.
