…Так дрожит земля в ночь рождества и принимает тридцать новых тёплых тел. Ангелы играют. Люди бьют поклоны. А за Марьяцкой площадью уже новый выстрел прогремел… Ой, люли-люли… Глав не раскрывай. Лучше отверни лицо своё белое, как мел. Виселицы. Люди в петлях. Те, в зелёном, не дадут их снять. Ночь, и мрак, и слёзы. В звёзды Вифлиема смотрит труп. Стоит ли рождаться, боже? Даже и на сене твоём кровь. Не волхвы, а волки окружили твоё ложе и раскрыли жадно пасть, чуя кровь. До рассвета далеко — мы задушены силой, и ты будешь средь нас одинок. В одном лишь доме гестапо мерцают свечи и стройная ель тянется к потолку. Воют щенята — гестаповца дети: «Хейлиге нахт! Стилле нахт!» В ночной тиши бессонно дышит окровавленный Львов — город, лишённый дня. Смерть к дому подходит. Чу!.. Слышишь? Споёмте ж коляду, друзья!..»
***
Не один только Буженяк со своими товарищами, но и его семья, посвящённая в тайну канала под Бернардинами, проявляла трогательную заботу об отверженных смертниках, спасавшихся в подземелье. Жена Буженяка Магдалина и его двенадцатилетняя дочь Стефа стирали и гладили им бельё, покупали для них продукты на рынках города, знали все подробности жизни под землёй.
В свою очередь Буженяк не скрывал от Кригера многих, даже сокровенных тайн своей семейной жизни. Так, в одно из их свиданий Кригер узнаёт, что Буженяк заботится не только о них, скрывающихся под землёй…
Среди тысяч советских военнопленных, которые ежедневно умирали от голода и которых расстреливали гестаповцы в лагере, размещённом на холмах львовской цитадели, томился донбасский шахтёр, разведчик Красной Армии Толя. Неизвестно, под какой фамилией числился он в лагере. Пока во Львове были гитлеровцы, Толя на всякий случай скрывал даже от спасавших его свою фамилию. А позже ею никто не интересовался.
После разгрома гитлеровцев под Москвой Толя, русый, коренастый парень с угольными каёмочками под глазами, пошёл вместе с другими бойцами в дальнюю разведку. Долго они бродили по немецким тылам, а когда удалились километров на шестьдесят от линии фронта, были схвачены фельджандармерией. Так разведчик Толя попал в лагерь военнопленных, помещавшийся в старинных бастионах львовской цитадели.
Возможно, он погиб бы, как тысячи других, но железное здоровье спасало его. Однажды в лагере появился какой-то гитлеровец и стал отбирать военнопленных для работы в одном из городских военных госпиталей. Как ни тяжела была эта работа, но она сулила, пусть маленькие, пусть ничтожные, но послабления. Прежде всего, полумертвец выходил из-за колючей ограды.
В немецком госпитале на улице Курковой Толя рубит дрова для кухни. Тут он случайно познакомился со львовской девушкой Анелей. Она работала судомойкой на кухне госпиталя и тайком от часовых подкармливала Толю.
Как-то под вечер Толя бежит со двора госпиталя в условленное место к Высокому Замку, где должна ждать его Анельця. В Толю стреляют немецкие часовые. Пуля пробивает ему ногу. Раненый, он встречается с Анельцей, и ей удаётся привести его к себе. Тут Толя впервые знакомится с Буженяком. Дело в, том, что Анельця — родная сестра жены Буженяка, Магдалины.
Так у Леопольда появляется ещё один подопечный, но самый опасный. Он опасен не потому, что ранен и что Анельця прячет его в квартире Буженяка, на Старом Рынке. Толя совершенно не знает города и его окрестностей, ему почти невозможно затеряться в толпе местного населения. Вихрастая, непокорная шевелюра, широкое русское лицо и типичный орловский говорок, да ещё угольные каёмочки под глазами сразу изобличают в нём беглого «совета».
Многие и многие вещи легко оставляли беглецы из гетто в своих комнатах, спускаясь в канал Полтвы, но каждый из них обязательно забирал с собой туда пузырёк с цианистым калием. Кригер и его товарищи не расставались с «цианкой» и в канале под Бернардинами. Они уносили её с собой, даже уползая за водой.
И вот наступило время, когда яд мог пригодиться. На исходе одиннадцатого месяца подземного плена, в апреле, иссякли все деньги у людей, сидевших в канале.
Не раз и не два, ещё раньше, оставаясь одни в канале, наиболее слабые духом беглецы поговаривали:
— Всё равно погибнем. Рано или поздно надоест им таскать сюда продукты, и они забудут о нас.
Забудут! Страшное это слово произносилось с отчаянием заблудившегося в лесу ребёнка. Но Кригер и Галина Винд, зачастую обманывая и свои внутренние колебания, горячо утверждали:
— Не забудут! Вы не знаете человеческого сердца. Это люди, а не фашисты. Напротив, они привыкнут к нам и совесть не позволит им оставить нас здесь.
Однако, несмотря на такую уверенность, самые стойкие из беглецов понимали, что Буженяк, Коваль и Колендра, кормившие всех их, не получали за это никакого вознаграждения. Их забота превысила всё, что можно было бы ожидать от самого близкого человека. Рассчитывать же на большие услуги мог бы только неблагодарный и отпетый наглец.
Вот почему одним апрельским полуднем, когда Коваль и Буженяк приползли к беглецам с наполненными едой портфелями, Кригер, собравшись с силами, сказал им:
— Трудно, но иного выхода у нас нет. Деньги кончились и рассчитывать нам больше не на что. Вы продлили нам жизнь на девять месяцев, Спасибо, друзья, за это. Больше приходить сюда не надо. Цианка поможет нам уйти из жизни тихо и незаметно, чтобы не причинить вам никаких неприятностей.
— Брось панихиду! — оборвал Кригера Буженяк. — Коль мы начали, так мы и кончим. Понял? Вы теперь наши пленники и будете делать то, что мы захотим. Ваше дело маленькое — терпеть. И терпите. А как мы там на воле выкрутимся, позвольте нам знать. Давай-ка сюда цианку!
Повинуясь его властному голосу, беглецы отдали Буженяку пузырьки с цианистым калием. Отдали для того, чтобы тот мог, добравшись до главного канала, бросить яд в быструю воду Полтвы.
…Так с апреля на плечи каждого из канализаторов, имевших жён и детей, легла ещё одна тяжесть — содержание немаленькой новой семьи. Прокормить троим рабочим одиннадцать человек не так-то просто.
Маленький Пава выздоравливает. Тёртый с сахаром желток — сказочное лакомство в тёмном подземелье — помог. Сейчас и Тина не прочь покашлять, если бы только она не понимала, что не следует злоупотреблять внимательностью Буженяка.
Чем явственнее чувствуется приближение весны, тем с большим нетерпением ждут по утрам прихода канализаторов пленники подземелья. Уже по одному выражению лица Буженяка, выползающего из грязной трубы, они угадывали, что произошло в мире. Хорошие ли вести принёс он им с того, верхнего мира или плохие? Если Леопольд отдавал им сразу газету, значит радостных новостей не было, всё оставалось по-старому. Так, в частности, под землёй узнали о временной задержке наступления советских войск на линии Тернополя. Несколько дней после этого люди под землёй почти не разговаривали друг с другом.
