Ознакомительная версия.
ПЕРЕД ГЕРМАНСКИМ ПОСОЛЬСТВОМ
Оно вздымалось глыбой серой
И в белом сумраке ночном
Казалось сказочной химерой,
Тяжелым и недвижным сном.
Два гладиатора держали
Коней железных под уздцы
И терпеливо выжидали
Победу, славу и венцы.
Пред ними высился Исакий.
Внизу, в саду, кипел народ,
Мелькали с пиками казаки,
Шел с музыкой гвардейский взвод.
Царь-прадед, в шишаке крылатом,
Как будто делал ратям смотр.
А там, налево, за Сенатом,
Летел с рукой подъятой Петр.
И дерзко облики нахмуря,
Коней держали два врага
И ждали, что людская буря
Затопит смутой берега.
Когда же вспыхнул пыл военный
В сердцах, как миллион огней,
Они низвергнулись мгновенно
С надменной высоты своей.
Их нет; лишь царский прадед мчится
По-прежнему в сиянье лат,
По-прежнему Петра десница
Благословляет Петроград.
Наш исполин, наш триумфатор,
Каким величьем блещет он!
Пади, германский гладиатор,
Останови коней, тевтон!
Орлиным взором ты следил
За нападеньем и борьбою,
А вражий самолет ходил
Чуть видной точкой над тобою.
Коварным знаком с высоты
Он пушкам указал героя,
И мертвым пал, Самсонов, ты
Среди разрушенного строя.
Пробушевал свинцовый град,
И мертвым пал ты под шрапнелью.
Крестясь, покрыл тебя солдат
Своею серою шинелью.
И тихим пламенем горя,
Над местом гибели нежданной
Зардела вещая заря
Бессмертной славы, славы бранной.
С Богом, братцы! Ночь глухая
Нет ни месяца, ни звезд.
Не звеня, не громыхая,
Собирайтесь-ка в разъезд.
Вы пришли с родного Дона.
Немец бродит по Руси.
Чудотворная икона,
Богородица, спаси!
Были бури, стук булата,
Колыхался тихий Дон:
На святую Русь с заката
Наступал Наполеон,
Но орлам его лукавым
Не сдался российский флаг,
И в Париж с гербом двуглавым,
Победив, вступил казак.
Вы ломали рог турецкий,
Желтый выл на вас дракон.
Неужель орды немецкой
Убоится тихий Дон?
Пыль крутится, сотня скачет,
Враг неистовый бежит,
И пред пикою казачьей
Каска прусская дрожит.
Вот дошли мы до оврага.
Смирно, братцы! На коней!
В поле иней, как бумага,
Не видать вдали огней.
Смирно, братцы! Ночь глухая,
Нет ни месяца, ни звезд.
Не звеня, не громыхая,
С Богом трогайтесь в разъезд.
<Все, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце любви
В. Соловьев >
Спокойный строй задумчивых октав,
Как ты идешь к теченью жизни летней!
Часы раздумий и часы забав
Ты закрепляешь в памяти заметней.
Ты, Пушкину досужий вечер дав,
Свел Грацию с коломенскою сплетней,
Тебе Толстой доверил свой «Портрет»,
И музыкой твоей пленялся Фет.
Провинциальных Муз глухой приют,
Степной курорт, тебя пою октавой!
Пять лет назад я в первый раз был тут.
С тех пор мне мил и парк твой величавый,
И под горой зеленоватый пруд,
И крик грачей над нижнею дубравой,
И пышных лип цветущий аромат,
С которым странно слился серный яд.
Чтоб бестолку рассказ не прерывать,
Я опишу все по порядку дале,
Как ходят в парк резвиться и гулять
И как танцуют по средам в курзале.
Иду я ровно в десять ванны брать.
Парк пуст еще. Играют на рояли.
У клумб резвятся дети. Смех и плач,
И прыгает, взлетая, красный мяч.
Кумыс в беседке терпеливо пьют.
Больных в саду теснятся вереницы.
Вот белый дом, где ванны нам дают.
Жду полчаса. Наскучившие лица
По коридору с свертками бредут:
Купец, студент, чиновник, две девицы.
Шум, брызги ванн, ручных колясок скрип,
И адской серы пар, и запах лип.
Я в кипятке законный срок минут
Чуть высидев, бегу. Уж жарко стало,
Лучи прямые колются и жгут
(Теперь бы кстати было опахало).
Вот дома я, но мучаюсь и тут:
Закрыв балкон, скорей под одеяло.
Лежу – и пот с меня ручьями льет,
Покуда час обеда не пробьет.
А к вечеру, едва отпустит зной,
Над озером ударят дружно скрипки.
Веселый вальс звенит, поет весной.
Со всех сторон поклоны и улыбки,
Бряцанье шпор и смех. Передо мной
Мелькают дамы. Талии их гибки,
Прелестны ножки. Скрипки, платьев шум.
И сразу – «пусто сердце, празден ум».
Всё просто здесь, и чинных нет манер.
Гурьбой под марш, ласкающий и ходкий,
Проходят: юнкер, штатский кавалер,
Военный врач, внимательный и кроткий,
Услужливый жандармский офицер,
Кавалерист с размашистой походкой.
Все раскаленным гравием хрустят,
Ухаживают, сплетничают, льстят.
И я, влюбленный, помню, здесь блуждал
Пять лет тому. Любовник бескорыстный,
Как мотылек весенний, я летал.
Но скучной жизни призрак ненавистный
Мои цветы наивные сорвал,
И вот теперь, один, как куст безлистный,
Стою, клонясь под ветром грозовым.
Где вы, мечты? О, если б стать другим!
О, если бы вернуть тот ясный год,
Когда ни ванн, ни скуки я не ведал!
Прозрачно жизнь катилась без забот.
Я сладко жил, влюблялся и обедал,
И пел в стихах всё зори да восход.
О, дни блаженные! Чего б я не дал,
Чтоб, с робостью встречая детский взор,
Вновь лепетать любовных слов набор!
Но я увлекся… Что там? Все спешат.
Ах, нынче бал! Скорее брать билеты!
В курзале вальс. За парой пары мчат, –
Подростки, дамы, барышни, кадеты.
Любуясь, в окна зрители глядят,
Гудят с эстрады скрипки и кларнеты,
И носится над массою голов
Всё тот же запах серы и цветов.
И я, в толпе затертый, умилен,
Ищу ее . Вновь прошлое восстало.
Но что это?.. Неизъяснимый сон, –
Влюбленным счастьем озарилась зала.
Старинный вальс, далекой жизни звон!
Влюбленным счастьем сердце просияло,
Влюбленным счастьем снова грудь полна.
Она в толпе! Другая, но она !
Четырнадцатилетнее дитя,
Как куколка, Маруся разодета.
По залу легкой бабочкой летя,
В объятиях ровесника-кадета [1],
Она зажгла, танцуя и шутя,
Потоки ослепительного света
В моей душе. И вдохновенный сон
Поет мне вновь. И снова я влюблен.
Румянец в черных прячется кудрях.
Смеются губки. Глаз прищурен зоркий.
Грудь детская и тонкий стан в цветах.
И платьице короткое с оборкой,
И ножки-стрелы черные в чулках,
И сбивчивую речь скороговоркой, –
Всё вижу я, и слышу, и ловлю.
Прекрасна жизнь! Люблю! Опять люблю!
И целый вечер глаз я не свожу
С моей Маруси. Да, она прекрасна,
Как цвет весны. Вздыхаю и гляжу,
И знаю сам, что мучаюсь напрасно.
Чего я жду и что я сторожу
В любви моей, прекрасной и бесстрастной,
Как месяц в тишине речных зеркал?
Сказать ли ей? Но что бы я сказал?
Нет, никогда ни слова не скажу.
Пусть будет мне она мечтой далекой.
Я бессловесным счастьем дорожу.
Его источник грустно-одинокий
Не возмутит ничто. Я не дрожу
И не ропщу, сознав закон жестокий,
Что нам велит любовь туда нести,
А здесь твердить всю жизнь: люблю! прости!
На черном небе рой алмазных звезд.
Дрожит луна в задумчивой печали,
Безмолвный сторож опустевших мест.
Часы на колокольне прозвучали,
И царствует спокойствие окрест.
Давно уже все в доме замолчали.
Я над подушкой, с книгой, в тишине.
В который раз вся жизнь предстала мне?
Вновь вижу я пустынный сельский дом,
Где шли мои младенческие годы,
Где старый быт и чувством, и умом
Я постигал среди родной природы
При песнях вьюг за ледяным окном.
Я помню детских мыслей переходы.
Там тихо взрос я с Пушкиным в руках,
Предчувствуя тебя в моих мечтах.
Я вижу вновь безбрежные леса,
И зыбь реки за мельничной запрудой.
Закинута, легла моя леса,
Но, углублен, я не слежу за удой.
С однообразным шумом колеса
Душа слилась – и просит сердце чуда,
И озаряет юные мечты
Нетленный образ чистой красоты.
И так всю жизнь меня в ночной дали
Манила ты сияньем идеала.
Когда ж вздымался вихрь и тучи шли,
Я падал ниц, а сердце ждало, ждало.
И над простертым в мраке и пыли
Опять светило вечное вставало.
И, озарен восторгом неземным,
Я воскресал пред призраком родным.
Тебе одной я эту жизнь отдам.
Одна во всех, ты вечное виденье.
Но встретишь ты меня не здесь , а там.
Здесь – тени, призраки… Немая тень я.
Смерть – райский сон. Так будем верить снам!
В желанной смерти блещет возрожденье.
Мне солнцем светит в вихре темных лет
Моя любовь, которой смерти нет.
Ознакомительная версия.
