Так определял сто пятьдесят лет назад Клаузевиц разницу между войной "действительной" и "бумажной".
Между двумя поездками на фронт, к которым относятся предыдущие записи, в "Красной звезде" неожиданно, во всяком случае для нас, военных корреспондентов, сменился редактор. Я был в тот день в Москве и, хотя прошло много лет, хорошо помню, как я узнал об этом.
Я сидел и дописывал последние главы "Дней и ночей", Когда вдруг поздним утром мне позвонил Ортенберг и сказал, чтобы я сейчас же приехал к нему в редакцию. Я приехал и увидел, что он как-то странно но занят никаким делом. Просто ходит взад и вперед по кабинету в генеральской форме, а не в той синей редакционной спецовке, которую обычно надевал поверх формы когда работал.
- Вызвал тебя проститься, - сказал он. - Уезжаю на фронт. Сегодня сдам дела новому редактору и уеду.
- Что случилось? - спросил я.
- Ничего особенного, - сказал Ортенберг и объяснил, что его вызвал к себе Щербаков и, напомнив ему, как он несколько раз во время предыдущих столкновений заявлял, что в любую минуту готов уехать на любую должность в действующую армию, сказал, что его желание теперь может быть удовлетворено. Редактором "Красной звезды" назначен генерал Талеиский, а он, Ортенберг, сможет отправиться в действующую армию.
После этого Щербаков спросил его, на какую должность он хотел бы оказаться назначенным.
Ортенберг назвал должность замполита дивизии.
Щербаков возразил, что на эту должность генералов не назначают. А Ортенберг не без юмора ответил что-то вроде того, что не его вина, если он, работая в "Красной звезде", успел стать генералом.
Дело кончилось тем, что Ортенберг был послан на фронт начальником политотдела армии.
Он рассказывал мне все это довольно веселым тоном. Я, конечно, понимал, что ему было до зарезу жаль расставаться с "Красной звездой", по понимал и другое: он не из тех, кто бросается словами. В свое время он говорил про готовность ехать в действующую армию, подчеркивая этим, что за кресло редактора "Красной звезды" не держится, и теперь скорбеть о случившемся считал ниже своего достоинства.
Я было заговорил: как же так - газета без него, а он без газеты? По он сразу же пресек:
- Речь не обо мне. Я уже не здесь, не в газете. А о тебе. Теперь тебе будет, наверное, легче, чем при мне, того, что требовал я, могут и не потребовать. Но я бы не хотел, чтобы ты испортился, стал работать хуже.
Он сказал это с той дружеской резкостью, на которую не обидился, и, подойдя к письменному столу, открыл один, потом другой ящик и захлопнул их.
Только тут я заметил, что, кроме нескольких, одна на другой, папок посреди стола, ни на столе, ни на редакторской конторке уже ничего не было. Хоть шаром покати. Мы обнялись и простились, чтобы увидеться в следующий раз только весной 44-го года.
Вернувшись еще из одной поездки на Центральный фронт, я наконец дописал повесть. Сначала ее заглавие было "Шестьдесят дней", но теперь, поставив точку, я назвал ее "Дни и ночи", так же, как почти год назад по совету Ортенберга назвал одну из своих сталинградских корреспонденции.
Конечно, я сознавал, что дописать до точки еще не значит кончить, но каждому из пишущих знакомо это чувство: хотя впереди еще прорва работы, а все же точка на первом черновике - как гора с плеч! Особенно в первые дни.
Именно в эти первые дни, только что дописав повесть, я поехал на Брянский фронт в 3-ю армию генерала Горбатова.
Обычно я ездил на фронт вдвоем с фотокорреспондентом. Как правило, корреспондентам "Красной звезды" было положено ездить только в те части, которые находились в обороне или в наступлении, но так или иначе в данный момент воевали. Исключения из этого правила - поездки в переформировывавшиеся, отдыхавшие или занимавшиеся боевой подготовкой части, - конечно, бывали, но редко. Не было в заводе и того, чтобы кто-то приглашал корреспондента приехать туда или сюда. Редакция сама выбирала, куда его послать. Иногда с учетом, а чаще без учета собственных желаний.
На этот раз все было наоборот. Новый редактор "Красной звезды" Николай Александрович Таленский, уже знавший, что я Дописал свою повесть, которую предполагалось печатать в газете с продолжениями, пригласил меня и спросил, не хочу ли я съездить недели на две на Брянский фронт, в сосредоточившуюся после освобождения Орла во втором эшелоне фронта армию Горбова. Поездка эта предпринимается по предложению политотдела армии, цель ее - собрать воспоминания участников битвы за Орел. В бригаде, которая поедет, будут писатели старшего поколения, а повезет их в армию присланный сюда за ними с двумя машинами - легковой и автобусом - работник армейской газеты товарищ Трегуб. Так вот, не поеду ли от "Красной звезды" и я?
Хорошо помню, что первое приказание, которое я услышал от нового редактора "Красной звезды", было дано им именно в такой форме.
Генерал-майор Николай Александрович Таленский был генштабист и военный историк, человек превосходно образованный и начитанный. К нашему брату литераторам, работавшим в "Красной звезде" в должности военных корреспондентов, - он относился прежде всего как к писателям и был с нами неизменно обходителен, порой, по военному времени, даже чересчур.
Но при всех своих немалых достоинствах как редактор газеты он обладал одним капитальным недостатком - будучи профессиональным военным, не был профессиональным газетчиком, тем редактором по призванию, каким был Ортенберг. И если бы не сложившийся в редакции очень сильный коллектив и не заместитель редактора, газетчик до мозга костей Александр Яковлевич Карпов, перемена не замедлила бы сказаться на уровне газеты. К счастью этого не произошло, хотя постепенно все же стало заметно, что газета ведется с несколько меньшей остротой и оперативностью, чем раньше.
Правда, работать в ней стало полегче, особенно писателям. И не знаю, как другие, а я не всегда выдерживал характер и порой пользовался теми писательскими льготами, которые теперь, при Таленском, чаще, чем раньше, выпадали на мою долю.
Через день или два мы выехали по дороге на Орел и Карачев.
В "эмке" ехал старейший в писательской бригаде Александр Серафимович Серафимович, а в автобусе все остальные: в их числе Константин Федин, Всеволод Иванов и Борис Пастернак. Надо отдать должное закоперщику этой поездки Семену Трегубу, который до войны работал в литературном отделе "Комсомолки", потом "Правды", а на войне стал армейским журналистом. Потом, после войны, мне пришлось жестоко спорить с ним, как с литературным критиком, взяв под защиту от его несправедливых, на мой взгляд, обвинений послевоенные стихи Маргариты Алигер. Тем более хочется сказать здесь, что тогда, во время войны, он сделал доброе для нашей литературы дело, задумав и организовав эту писательскую поездку на фронт. Ее литературная отдача даже превзошла первоначальные ожидания - в газетах и журналах появилось несколько очерков наших прозаиков старшего поколения о том, что они увидели, услышали и почувствовали, находясь в частях 3-й армии, только что перед этим освободившей один из первых больших русских городов - Орел. А Борис Пастернак вдобавок к очеркам, которые он тоже написал, привез из поездки несколько лучших своих стихотворений военной поры.
