Р. просит: не назначать Самарина (16.06.1915); не назначать Маркова (23.05 1916). Такое же игнорирование со стороны государя.
Р. предлагает в товарищи министра к Протопопову кн. Оболенского и «недолюбливает» Курлова; фактически назначается именно Курлов.
Как отмечает Ольденбург, все эти советы государь отвергает молчаливо, не желая задеть чувства государыни. Иногда у него, однако, прорывается и некоторое раздражение. «Мнения нашего друга о людях бывают иногда очень странными, как ты сама это знаешь» (9.11.1916)[73].
Удивительно трогательные взаимоотношения складываются у Распутина с царскими детьми. Когда Распутин бывает во дворце, он беседует с ними и наставляет их. Они пишут ему письма и поздравительные открытки, просят его помолиться об успехе в учебе. «Дорогой мой маленький! – пишет Григорий царевичу Алексею в ноябре 1913 года. – Посмотри-ка на Боженьку, какие у него раночки. Он одно время терпел, а потом так стал силен и всемогущ – так ты, дорогой, так и ты будешь весел, и будем вместе жить и погостить. Скоро увидимся». Перед войной, как я уже рассказывал, готовилась поездка царевича Алексея вместе с Распутиным в Верхотурский монастырь к мощам Симеона Верхотурского.
По совету Григория царица и ее старшие дочери начинают много работать в качестве сестер милосердия, помогая раненым воинам. Проходят даже специальное обучение, чтобы стать квалифицированными сестрами милосердия. В эту помощь царица вкладывает всю свою энергию и пыл. Встают рано утром, идут в церковь и затем в госпиталь. Свою работу в госпитале она связывает с духовной помощью Григория. «Я нахожу совершенно естественным, что больные чувствуют себя спокойнее и лучше в моем присутствии, – пишет царица, – потому что я всегда думаю о нашем друге и молюсь, сидя тихонько и глядя их. Душа должна соответственно настроиться, когда сидишь с больными, если хочешь помочь им – нужно стараться стать в то же положение и самой подняться через них или помочь им подняться через последования нашему другу» (8 ноября 1915 г.).
Царь и царица ужасно страдали от той кампании лжи и клеветы, которая организованно велась против Распутина, а на самом деле против них самих. После газетной кампании по поводу очередного сфабрикованного дела против Григория (о «кутеже» в ресторане «Яр» в Москве) царица написала царю (22 июня 1915 г.): «Если мы дадим преследовать нашего друга, то мы и наша страна пострадаем за это. Год тому назад уже было покушение на него, и его уже достаточно оклеветали. Как будто бы не могли призвать полицию немедленно и схватить его на месте преступления – какой ужас! (царица имеет в виду, что дело основывалось только на слухах, протоколы были сфабрикованы задним числом – об этом деле мы еще расскажем. – О. П.).
…Я так разбита, такие боли в сердце от всего этого! Я больна от мысли, что опять закидывают грязью человека, которого мы все уважаем, – это более чем ужасно».
Мысль, что они не могут защитить близкого им человека, все время тревожит царскую чету, как и мысль, что он страдает за них. 26 февраля 1917 года царица пишет мужу после посещения могилы Распутина: «Я ощущала такое спокойствие и мир на его дорогой могиле. Он умер, чтобы спасти нас».
Слово Григорию Распутину Великие торжества в Киеве
Что поразило встрепенуться и возрадоваться Киевскому граду? Какие радости! Боже! Боже! Велик батюшка-государь! Так трепещет весь простой народ, и аристократия, и неверующие! У неверующих страх, а у верующих и в лицах их отражается свет души! И украшенные сердца их наполнены любовью к Родине. И служит приезд государя к обновлению Родины. И солдатики чувствуют себя светозарными и сильными. И в эти дни на всю жизнь готовы и заразились силой благодатной и храброй – воинов. Никто не может дать обновления, как посещение самого батюшки-царя. Никто не может поведать: как? почему? – у всех торжественная сила от батюшки-царя!
Поймите силу вышних властей – Небесных творцов, – то и земной творец, и управитель наш, и Создатель охраны на земле нас хранит и милует; поэтому и радость, и ликование у всех верующих. Такая радость, что всяк не может православный христианин сказать случившегося с ним от радости, увидя батюшку-царя! А у злых и неверующих такая злоба бывает, – они хотят, но у них сила ничто, – потому сильные радости у толпы народа: и злые, и завистники не могут принести зла, – их, злых, толпа тает, как снег от жары, потому что радость и «ура» как гром и молния. Как гром грянет, то мы крестимся, а «ура» – сила. Злые бессильны и «ура» бегут, как бесы – молитвы; противники Родины трепещут, и бегут, и скрываются. И столкновение публики нечто иное – тысячи толпы, и все обновлены духом, – как волны на море плещут. И народ от украшения и ожидания напряжения не может равнодушно говорить о дивном приезде. Что ни приезд, а будто с небес, – ожидание как Самого Господа. Толпа двигается по Киеву, и народ от радости не может усидеть, всего трепещет и веселится; и в сердцах у них более чем иллюминации; а иллюминацию нельзя простым огнем назвать, т. е. вещи заставляют радоваться. Что же скажешь? Украшен Киев! Боже! Боже! Всевозможными цветами, и гирляндами, и флагами; они стараются украсить и убрать. Несметным счетом флагов испестрен весь – для дорогого гостя нашей Родины. И все чувствуют силы в себе – поддержать свой град Киев – и спешно приносят в жертву силы и чтут дорогого гостя Родины и земли. И ничто, нет сравненья, как я был очевидцем и видел, что турки ожидали своего султана. Народ, начальство – да, ожидает, а простой вот ничего уж; еще видел и другие нации, тоже одно начальство, а простой народ – будто нет. А чем объясните? Тем, что велика православная вера, и в ней явился избранник и помазанник Божий. А слов на это совсем нет и сравнивать нельзя. Господи, мы счастливы! А о маленьких потешных и сказать нельзя. О их, во-первых, успехах: как ангелы, между херувимами, как они занимаются! Ведь не верится себе: такие крошки, а сами в деле как и нужно. Так радуешься! – смотришь, вот и видишь в юношах, как они показывают себе будущую защиту всех нас. Только бы в них сохранить веру. Эти потешные – это стена каменная, где мы за ней спрячемся. И вся армия стоит и трепещет. Боже! Как дисциплина – в ней нет в то время ни зависти, ни коварства, поэтому и назвались христолюбивые воины до смерти.
Что же более изукрашен? Вокзал. Чувства живые и поражающие, – как в раю слово говоришь, что все ожидает: вся природа и все украшения. Врата Киева привет воздают дорогому гостю, батюшке-утешителю нас.
Вот Его поездка будит всех спящих. Наверно, ежели бы Он стал почаще ездить, то Он бы увидел, как Его ждут и любят, и светом любви освещают. А им, говорят, не высказывали своих нужд; это мне говорили из Союза Русского народа, – им не велели. А почему не высказать правду отцу Родины? Жаль, что запретили сказать дорогому Батюшке. Ведь мужичок перед царем врать не будет: «что-то озабочен», кто запретил говорить ему. Давай, Боженька, благополучия! Батюшка наш проехал с радостью и потом еще раз за разом поселил оживление своим посещением. Господи, яви милость Свою на нас! Давай мужества батюшке-царю, чтобы Он нас более и более посещал все Свое – посаженный рассадник земли.
Ведь как же! Посмотрите на Союзников, как они подходят, как величайшие святые! Да, где же они будут врать? О, Господи! Все-таки они вылили свое горе дорогому Отцу; они воистину слуги церкви и батюшки, великого царя. И собрались в Киев тысячами; идут они как сокровища всех названий партии и сплотились единым духом. Вот для них-то и нужно посещать Россию по разным городам. Когда они видят царя, у них единый дух; а в них громадная сила, то евреям и деться некуда, – это оплот; кружки Архангела Михаила и разные названия…; но не видят и бранятся между собой; потому – у них сила и друг другу покориться не могут. Эти кружки нужны для евреев; они очень их боятся. Когда они идут по Киеву, то жиды шушукаются и трепещут; армии меньше боятся, потому у них дисциплина не позволяет, а у «Союза русского народа» нет дисциплины. Теперь как можно, надо основывать кружки и не ссориться; то евреи и не подумают просить равноправия. Только надо, чтобы посреди их был пастырь, – хороший батюшка. Так это Киев дал понять приезд батюшки-царя. Необходимы кружки, и начинать с водки, и чтобы не было ее; а кто пьет, тех не нужно, – от нее вред.
Как отраден и поучителен приезд хозяина Земли!
А в самой-то матушке-лавре Киевской какое ожиданье! Боже! Какая радость! – Как река течет мира, что-то иное; большие тысячи по древам как птицы! Господи! И служба непрестанна; везде переполнено! Господи! Это никогда того скопления не встретишь, и все трепещут Одного лица. Хотя полные братья, да бегают бегом. Сколько может дать один человек силы и подумать, что-то тут не само по себе творится. Кто-то невидимо предстоит с Тем Лицом – дает подумать. И для всех живущих в Лавре такая неожиданная радость и не знают как, как встретить. Все они в поднятом духе, и убрано – уже не в духе человеков, а в духе Бога и разум Его. Что же скажешь о том, почему это все? Потому Сам Господи дал праздник! Словно лавра переродилась!
