Анатолий Собчак - Тбилисский Излом, или Кровавое Воскресенье 1989 года

Собчак: Я, Егор Кузьмич, не претендую…

Горбачев: Третий микрофон!

Собчак:…на пост заместителя Генерального секретаря.

Горбачев: Егор…

Собчак: Но утверждаю…

Горбачев: Третий микрофон! Третий микрофон!…

Собчак: Но я утверждаю, что…

Горбачев: Я еще раз прошу включить третий микрофон…

Голос за кадром: Выключи микрофон!…

Голос от третьего микрофона: Герасимов, Коми делегация…"

К сожалению, Горбачев прервал этот весьма драматический диалог. А жаль, потому что Лигачев начал развивать уже третью версию: оказывается, решение вводить войска в Грузию принималось не на "совещании в ЦК" и не на "заседании Политбюро", а на некоей "комиссии в составе членов Политбюро, которых было минимум три четверти от общего состава…"

Ответ на свой вопрос я получил не от Лигачева, а от делегатов этого, весьма консервативного по составу съезда: три четверти зала голосовали в тот день против его кандидатуры, тем самым "чертовски желающего поработать" Егора Лигачева сами же товарищи по партии наконец-то, ко всеобщему удовлетворению, отправили на пенсию.

Почему я уделяю так много внимания спору с Е. Лигачевым? Дело тут более чем серьезное, поскольку речь идет о высших руководителях партии и государства и о правдивости тех объяснений, которые они давали парламентской комиссии. Наше законодательство не предусматривает ответственности за дачу ложных объяснений кем-либо комиссии парламента.

Но если речь идет о членах Правительства, которые уличены в несправедливости перед парламентом или его комиссией, то должна наступать ответственность политическая в ее традиционной форме – отставке, уходе с политической арены.

Вопрос о том, было ли заседание Политбюро, посвященное ситуации в Тбилиси, или все ограничилось разговором в депутатской комнате аэропорта Внуково – сегодня уже не имеет принципиального значения. Ушли в прошлое и Политбюро, и сама КПСС, и большинство деятелей, принимавших участие в этих событиях. И если сегодня мы вновь обращаемся к ним, по деталям восстанавливая прошлое, то делаем это исключительно во имя будущего, во имя утверждения подлинной нравственности в нашей жизни.

Важную роль в тбилисских событиях и во всем, что последовало за ними, сыграли два человека, с именами которых связаны и сегодняшний день Грузии, и ее будущее: Эдуард Шеварднадзе и Звиад Гамсахурдиа.

Что бы ни случалось, они всегда оказывались по разные стороны баррикад.

Люди разной, а точнее, противоположной политической судьбы, непримиримые антагонисты во всем – они оказались неразрывно связаны друг с другом именно событиями 9 апреля.

…Шеварднадзе сразу обратил на себя внимание, когда стал первым секретарем ЦК Компартии Грузии, нестандартностью действий для руководителя такого ранга. В Тбилиси и сегодня помнят об истории, случившейся во время футбольного матча между тбилисским "Динамо" и ворошиловградской "Зарей", матча, который тбилисцы проиграли. В конце игры на поле стадиона выскочили сотни разъяренных болельщиков, и дело могло закончиться трагически, если бы не присутствовавший на игре Шеварднадзе. Он не побоялся выйти на поле стадиона, в это бушующее море людей, и нашел слова, остановившие кровопролитие. И подобных эпизодов, говорящих, в первую очередь, о личном мужестве и незаурядности, в жизни Эдуарда Шеварднадзе было немало.

Всем памятно, как на фоне старательно поддерживающейся видимости благополучия застойных времен началась борьба Шеварднадзе с так называемыми негативными явлениями в республике, а точнее говоря, с коррупцией, взяточничеством и преступностью. Этой своей кампанией борьбы с негативными явлениями – с подпольным предпринимательством, "черным" рынком, мафиозными структурами – Шеварднадзе нажил себе немало врагов не только в Грузии, но и в Москве.

Эта борьба в те годы не могла дать серьезных положительных результатов, потому что бессмысленно бороться с преступностью в условиях прогнившей и продажной системы. Но уже тот факт, что Шеварднадзе пытался противостоять этому общему течению жизни, делает ему честь.

По-разному интерпретируется и оценивается сторонниками и противниками Шеварднадзе его позиция, занятая им в 1978 году по вопросу о включении в новую Конституцию республики статьи о грузинском языке в качестве государственного языка республики. Но лучше всего всегда судить по результатам. А результатом противодействия Шеварднадзе дальнейшему процессу русификации в Грузии и его обращения в Политбюро ЦК КПСС было то, что Грузия в 1978 году стала первой и единственной республикой, в Конституции которой была записана норма о национальном государственном языке. И только потом аналогичные нормы были воспроизведены в конституциях Армении, Азербайджана и ряда других республик.

Для негативной характеристики Шеварднадзе его противники нередко вспоминают сегодня и его полную подобострастия и лести в адрес Брежнева речь на 26-м Съезде КПСС. Для меня здесь много чисто восточного славословия в адрес правителя, что очень принято в этих краях. Не следует забывать и атмосферу последних лет правления Брежнева, и – это главное – те существенные перемены, которые произошли с Шеварднадзе за годы его деятельности на посту министра иностранных дел СССР. Перемены, превратившие провинциального партийного функционера республиканского масштаба в дипломата, государственного деятеля с мировым именем. В разных странах мира многие люди знают о существовании Грузии только потому, что им известно имя Шеварднадзе.

Времена меняются, и мы меняемся в них – говорили древние греки и были правы.

Деятельность любого должностного лица, особенно такого высокого ранга, в годы застоя и глубочайшего кризиса всей системы власти не может оцениваться однозначно, не может не быть противоречивой, так как в такой деятельности иные качества человека всегда отходят на второй план. Но с наивысшей силой незаурядность и масштаб личности Шеварднадзе проявились как раз после назначения его министром иностранных дел, что было связано с началом эпохи перестройки.

Особенно сложным для Шеварднадзе оказались последние три года на посту министра иностранных дел и члена Политбюро, когда его реформистская деятельность на международной арене, повлекшая за собой такие глубокие изменения в мире, протекала на фоне глубочайшего кризиса и мощного национального движения в его собственной стране – Грузии. Это не могло не быть для него источником глубоких нравственных переживаний и сильно влияло на его политические позиции, на тот выбор, который ему приходилось делать постоянно при решении любых вопросов в Политбюро. Главный свой выбор он сделал в декабре 1990 года, когда принял решение об уходе в отставку, и на весь мир прозвучало его предостережение о возможности переворота и установления диктатуры самых реакционных прокоммунистических сил в Советском Союзе. Этот шаг дался ему нелегко. Как признавался сам Шеварднадзе и в разговорах со мной, и в интервью, опубликованном в газете "Московские новости", впервые мысль об отставке с поста министра иностранных дел и об уходе из политического руководства Коммунистической партии Советского Союза возникла у него после трагических событий 9 апреля 1989 года в Тбилиси. И особенно после обсуждения моего отчета по результатам работы парламентской комиссии и выступления главного военного прокурора А. Ф. Катусева на втором Съезде народных депутатов. Как писал сам Шеварднадзе: