Это был высокий, стройный человек с матоворумяным, свежим и удивительно располагающим к себе красивым лицом. Темнокарие, почти черные, большие умные глаза весело смотрели из-под густых черных ресниц. Над глазами ласточкой раскинулись черные брови. Одет он был в красноармейскую гимнастерку и защитного цвета галифе. На ногах простые солдатские сапоги, на голове летняя красноармейская фуражка. Через правое плечо на ремешке висел планшет, из которого виднелась карта и тетрадь. Ни сабли, ни револьвера, ни шпор.
После рапорта Брродавкина о благополучном прибытии отряда в распоряжение командующего фронтом командный состав поочередно представился Лазо. Лазо четко отдал честь и, приветливо улыбаясь, пригласил всех в свой вагон, познакомил с членами полевого штаба, рассказал о положении на фронте.
— У нас, знаете ли, помимо борьбы с врагами, много работы и внутри отрядов, — говорил он. — Есть еще и анархисты, и дезорганизаторы, и любители половить в мутной воде рыбку — всякое бывает.
И командующий рассказал, как укрепляется дисциплина в частях.
Эта откровенная беседа позволила легко и просто понять и осмыслить обстановку, в которой предстояло жить и воевать.
Перед штабом командования фронтом, разместившимся на станции Адриановна в трех вагонах, стройными шеренгами выстроились на линейке бойцы — здоровые, рослые, с загорелыми мужественными лицами. Это были матросы Сибирской и Амурской флотилий и рабочие-добровольцы. Они пришли с Сучанских, Черемховских и Черновских копей, из читинских железнодорожных мастерских, с заводов Владивостока и Хабаровского арсенала, с золотых приисков Забайкалья, Амура и других мест Сибири и Дальнего Востока. Многие из них уже побывали в боях с врагами Октябрьской социалистической революции и одерживали победы. Они подавили мятеж эсеро-меньшевиков и юнкеров в Иркутске, выступления японского агента, атамана Гамова, в Благовещенске-на-Амуре, белогвардейских банд на Гродековском фронте в Приморье. Теперь по зову партии большевиков они прибыли в Забайкалье, чтобы продолжать здесь борьбу за советскую власть.
Лазо обратился к бойцам с краткой речью. Гневно говорил он о врагах народа и врагах революции, о семеновцах, предателях России, слугах иностранных империалистов и японской военщины. В его словах чувствовалась глубокая вера в то, что надежные борцы и защитники советской власти сумеют разгромить белогвардейцев на Забайкальском фронте так же, как разгромили их в Иркутске, на Амуре и в Приморье.
— Теперь, товарищи, можете отдохнуть, понабраться сил, а там — в бой! — сказал Лазо в конце своей речи как-то особенно тепло, приветливо и сердечно.
Бойцы ответили восторженными возгласами:
— Ура!.. Да здравствует советская власть!
На другой день утром на заседание штаба собрались командиры всех готовящихся к наступлению частей. Были здесь аргунцы, интернационалисты — венгры, немцы, чехи, были железнодорожники, моряки, шахтеры. Лазо доложил о данных разведки: Семеновцы подтягивали пополнение, намереваясь захватить станцию Карымскую, чтобы отрезать Читу.
— Важно вырвать инициативу у семеновцев, — говорил Лазо, — неожиданно разгромить их основные силы, расположенные по линии железной дороги до Оловянной, захватить их штаб, и победа будет за нами. Силы наши для этого теперь достаточны. Командирам и комиссарам надо их только хорошо подготовить.
Громовым и многократным «ура» был встречен приказ Лазо о наступлении. Тысячи рук поднялись в воздух, сжимая оружие.
Дальневосточному отряду было поручено наступать по центральному направлению железнодорожной линии и занять станцию Оловянную. Ему в помощь были приданы красногвардейцы — железнодорожники и интернационалисты. На флангах наступали казачьи части 1-го Аргунского полка и другие.
Разведку производили от станции Адриановка на юг. Отгоняя и уничтожая попадавшиеся на пути небольшие вражеские отряды, дальневосточники очистили станцию Бурятскую, разведали Заголуевский Дацан, улус Догой и заняли позиции для освобождения станции Могойтуй.
Начались бои. Приказ Лазо выполнялся точно. Инициатива перешла к революционным войскам. Они дрались самоотверженно, продвигались вперед с большим искусством, нарушая расчеты противника и расстраивая его ряды. Враг отступал, неся большие потери.
12 мая 1918 года в шесть часов утра завязался бой с семеновцами у станции Могойтуй. Неприятель начал обстрел, но первыми же меткими залпами советских артиллеристов артиллерия противника была подавлена.
Началось наступление широким фронтом. Пехота двигалась цепями в центральном направлении, на флангах ее поддерживали казаки Аргунского полка.
Противник, попав под перекрестный огонь пехоты и кавалерии, бежал и на протяжении двадцати трех километров, до станции Ага, не оказывал никакого сопротивления преследовавшим его революционным частям. На станции Ага Семеновцы пытались укрепиться, но это им не удалось: наш бронепоезд с артиллерией и пулеметами ворвался на станцию, и после непродолжительного боя белогвардейцы отступили, оставив большие запасы овса, сена, мяса и несколько орудий.
«Наши потери ничтожны, — сообщал Лазо в очередном бюллетене. — Убит один казак, несколько раненых. Потери противника выяснить вполне не удалось. Пока найдено свыше двухсот трупов. Наши войска вели себя великолепно. Сотни вновь сформированного Аргунского полка принимали горячее участие в разведке. Перед боем и в самом бою проявили большую устойчивость и оказывали незаменимую помощь… Наши части преследуют неприятеля, который отошел к Булаку. На других участках Забайкальского фронта без перемен. Прифронтовое казачество поднялось на защиту советской власти и спешно мобилизует новые силы» [15].
Лазо приказал не давать врагу передышки. В ночь на 14 мая войска, воодушевленные победами, заняли станцию Булак, а на следующий день началось наступление на станцию Оловянная.
Настроение семеновцев заметно ухудшалось. Только на пути от Адриановки к Оловянной они в небольших боях потеряли несколько сот человек. К их поражению на фронте присоединялась все возрастающая ненависть населения. В тылу у белогвардейцев начали создаваться партизанские отряды.
Революционные войска с боями продвигались вперед, занимая одну позицию за другой. Белогвардейские офицеры с трудом удерживали свои части от бегства.
Семеновцы отходили, оставляя в окопах большое количество патронов. Они сжигали на своем пути дома, грабили жителей. Крестьяне и казаки вооружались чем только могли и со всех концов шли на помощь к Лазо, чтобы скорее покончить со своими обидчиками.
