- Второй батальон отходит по приказу командира полка.
- Где Коновалов?
- Не знаю. Мы были отрезаны, он прислал связного...
Я спустился в подвал. Телефонист вызвал 40-й полк. Ответил красноармеец из 110-го батальона связи.
- Товарищ комдив, товарища комполка тут нет, - взволнованно доложил он. Одни мы, связисты. Ведем бой.
- Кто старший?
- Товарищ сержант Алексеев.
- Позовите!
- Есть!
Трубка долго молчала, потом густо пробасила:
- Командир отделения сержант Алексеев слушает!
- Где подполковник Коновалов?
- Отошел со штабом. Мне приказали прикрыть отход, снять связь.
- Направление отхода знаете?
- Так точно! Через двенадцать минут начинаем. Согласно приказу.
- Добро! Не задерживайтесь...
Спустя полчаса мы покинули подвал церкви. Наша небольшая колонна - две легковые машины, грузовик и трофейный бронетранспортер - довольно долго пробиралась по городским улицам. Приходилось петлять и возвращаться: то пожар перегораживал нам путь, то завалившийся дом, то большая воронка.
На окраине в отсветах пожара увидели впереди цепочку людей. Они в полушубках, - значит, наши. Догнали их, притормозили. Старший группы доложил знакомым басом, что его, сержанта Алексеева, отделение, выполнив задачу, отходит к Волоколамскому шоссе.
- Наших нигде не встречали?
- Нет. Город насквозь прошли, кроме фашистских автоматчиков никто не попадался.
- Спасибо за службу, сержант. Как величать-то вас?
- Федором. По батюшке - Романович.
- Сажайте, Федор Романович, бойцов в машины, поехали.
Примерно в полутора километрах от Истры, перед деревней Полево, на мосту, нас обстреляли фашистские автоматчики. Издырявили "эмку", но тем все и обошлось. В Полево уже заняли оборону наши стрелки. Отсюда мы с Бронниковым связались со штабом дивизии, находившимся в деревне Ивановское, с полками и к утру вздохнули с облегчением. Хотя центр и правый фланг дивизии отошли от Истры к востоку на 2 - 3 километра, в целом оборона оставалась устойчивой. 40-й полк прорвался из окружения, артиллерийские полки не понесли больших потерь, работники медсанбата во главе с начальником медслужбы Ф. М. Бойко успели вывезти из города всех раненых - более 300 человек.
Еще до рассвета зазуммерил телефонный аппарат, связывавший дивизию со штабом фронта. Слышу голос генерал-лейтенанта В. Д. Соколовского:
- Сдал Истру?
- Сдал...
- Нехорошо. А еще гвардеец!
Молчу. Какой гвардеец? Почему? Не в духе, казалось бы, Василия Даниловича так иронизировать. А он продолжает:
- Командующий фронтом приказал передать: ты Истру сдал, ты и возьмешь ее обратно.
- Возьму, товарищ генерал! И он зачитал документ:
- В Народном комиссариате обороны. О преобразовании второго и третьего кавалерийских корпусов и семьдесят восьмой стрелковой дивизии в гвардейские...
- Разрешите записать?
- Запиши. Пункты первый и второй о кавалерийских корпусах Белова и Доватора. Пункт третий: семьдесят восьмая стрелковая дивизия преобразована в девятую гвардейскую стрелковую дивизию. - Он сделал паузу: - А в скобках значится: "командир дивизии генерал-майор Белобородое Афанасий Павлантьевич"... Поздравляю дивизию и тебя лично. Доволен?
- Не то слово... Мы еще на Дальнем Востоке всей дивизией клятву дали завоевать гвардейское звание... Только...
- Ну, ну, договаривай!...
- Я-то ведь полковник, а не генерал-майор.
- Был полковник. До вчерашнего дня. Приказ подписан Верховным Главнокомандующим...
Работники политотдела во главе с Вавиловым выехали в части. Непосредственно на передовой, в окопах, они провели с личным составом беседы об этом радостном для всех нас событии. Теперь во всех полках, батальонах, дивизионах и батареях бойцы и командиры с гордостью повторяли: мы - гвардия, мы - девятая гвардейская.
Приехал из фронтовой газеты "Красноармейская правда" наш старый знакомый писатель Евгений Воробьев с ворохом свежих, пахнущих типографской краской газет. Мы читали и перечитывали напечатанный там приказ. Его уже набирали в походной типографии нашей дивизионной газеты. Потом нагрянули еще корреспонденты. Поздравляли, фотографировали, требовали материалов о героях дивизии.
Это был большой праздник, но праздник на войне. И первый же утренний доклад подполковника Суханова вернул нас в суровые будни. С рассветом 10-я немецкая танковая дивизия после сильнейшей артподготовки атаковала оборону 258-го полка. Враг рвался на восток через Кашино и Дарну, по второй, параллельной Волоколамскому шоссе дороге.
Опять там, на правом фланге, сконцентрировались в этот день наши главные усилия. Естественно, что приехавшие к нам военные журналисты стремились попасть именно туда. Известный поэт Алексей Сурков, тоже корреспондент "Красноармейской правды", просил разрешения проехать в полк Суханова.
- Поезжайте, Алексей Александровичу с уговором: на передовую не ходить. Так?
- Так! - согласился он, видимо не очень довольный условием.
Вернулся поэт поздно вечером усталый, шинель посечена осколками.
- Уговор, - сказал он, - дороже денег. Дальше штаба полка не сделал ни шага. Ни единого...
- Ужинали? - спрашиваю.
А он, казалось, не слышит меня, глаза - отсутствующие, и все повторяет:
- Ни шагу... Нет, не то. Ни единого шага не сделал, а до смерти четыре шага. Вот так!
Он выхватил из кармана блокнот и карандаш, что-то записал, повернулся и вышел. Ну что поделаешь с ними, с поэтами? Творческий процесс! И ни ужин Суркова не соблазнил, ни сон. Всю ночь просидел Алексей Александрович над своим блокнотом в землянке, у солдатской железной печурки.
Не знал я тогда, что присутствую при рождении знаменитой "Землянки" песни, которая войдет в народную память как неотъемлемый спутник Великой Отечественной войны, песни, слова которой будут повторять вслед за дедами и отцами наши сыновья и внуки:
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти - четыре шага...
Потом, когда эту песню уже пели на фронте, пели на привале и на сцене, под аккомпанемент гармони и просто так, Михаил Афанасьевич Суханов рассказал мне некоторые подробности пребывания поэта в полку. Он приехал в деревню Кашино, в штаб полка, а вскоре фашистские танки прорвались на дорогу и отрезали штаб от батальонов. Бой шел на деревенской улице, вражеские автоматчики вели огонь по блиндажу, где вместе с Сухановым оказался и Сурков.
Надо было прорываться из окружения. Начальник штаба капитан И. К. Величкин, собрав все гранаты, какие были у товарищей, выскочил из блиндажа, пополз к домам, в которых засели автоматчики. Суханов, Сурков и штабные командиры прикрывали его ружейным огнем.
Величкин был человеком отважным, мастером ближнего боя. Он забросал гранатами фашистов в трех домах, и штаб Суханова прорвался из окружения. Но самое тяжелое испытание ожидало их впереди. Когда уже вышли из деревни Кашино в поле, полковой инженер вдруг крикнул: "Стоять всем! Ни шагу!" И он указал на заснеженный бугорок, из которого, едва приметные, торчали рожки противопехотной мины. Присмотрелись. Да, сомнений нет, минное поле. Осторожно, друг за другом, ступая след в след, они выбрались из опасной зоны, где смерть действительно сторожила их в четырех шагах. А может, и ближе.
