В один прекрасный день 1761 года дворянин из свиты принца Конти маркиз Дави де ля Пайетри, уехавший на Гаити, разочаровавшись в любви, привел к себе в дом красивую маленькую черную рабыню и, поцеловав ее, спросил:
— Как тебя зовут, малышка?
— Луиза-Сезетта Дюма,— ответила она на ломаном французском языке.
Девять месяцев спустя молодая негритянка произвела на свет мальчика, которого нарекли Томас-Александр.
В 1780 году Луиза-Сезетта умерла, и маркиз возвратился во Францию вместе с сыном-мулатом, у которого были курчавые волосы и единственная мечта — стать солдатом.
— Поступай, как знаешь,— сказал ему отец,— но человек, носящий имя Дави де ля Пайетри, не может быть простым солдатом. Возьми себе другое имя.
— Я возьму фамилию матери и буду отныне Томасом-Александром Дюма,— ответил молодой человек.
Сын Луизы-Сезетты быстро продвинулся по службе и в 1793 году стал дивизионным генералом. Он был незаурядной личностью. Всех поражала его физическая сила. Он с легкостью удерживал на вытянутой руке ружье, вставив в дуло палец. Обхватив ногами лошадь, он подтягивался вместе с ней на перекладине на учебном плацу.
Устав от тягот походной жизни, Дюма — успевший жениться между двумя сражениями — обосновался вместе с женой в Вилле-Котре. В 1802 году мадам Дюма подарила ему сына, которого, естественно, назвали Александром.
С первых же дней стало ясно, что сын достоин своего отца. На второй день после рождения он совершил мало кому доступный подвиг, пустив струю над головой.
Прошли годы. Генерал почил в бозе, а мадам Дюма, оставшись без средств к существованию и волнуясь о будущем сына, сказала ему:
— Александр, Бурбоны вновь пришли к власти, ты можешь взять по праву принадлежащее тебе имя Дави де ля Пайетри и занять достойное место при дворе. Ты можешь, конечно, и дальше носить фамилию Дюма, как и твой отец, бывший республиканцем, но учти, что в таком случае у тебя не будет никакого положения в обществе.
Молодой человек ни минуты не колебался.
— Я буду носить имя Александр Дюма и сделаю его великим,— заявил он.
* * *
Ему пришлось зарабатывать на жизнь. Он стал клерком в нотариальной конторе в Вилле-Котре, затем уехал в Париж, где также поступил на службу в контору. Он снял комнату на пятом этаже в доме напротив театра Опера-Комик. Рядом с ним занимала две комнаты белошвейка Мари-Катрин Лебэй, молодая очаровательная блондинка. Она приглянулась Дюма, и молодые люди решили жить вместе.
Таким образом у будущего писателя появилась трехкомнатная квартира с привлекательной хозяйкой впридачу, которая готовила ему еду, штопала белье и, кроме того, родила сына, крики которого мешали Дюма писать. Ибо в то время он уже ушел со службы, поскольку вбил себе в голову, что должен стать драматургом.
Вскоре его первая пьеса была поставлена на сцене. Дюма отметил это событие тем, что ... завел полдюжины любовниц. В этом угадывается бешеный темперамент его отца.
Драма «Генрих III» приносит ему известность. Забыв про свою белошвейку и сына, Дюма поочередно становится любовником всех знаменитых актрис того времени. Это отнюдь не отвращает его от женщин, как можно было бы предположить, а позволяет приобрести опыт в любви, что становится предметом его гордости.
Став богом Парижа и королем бульваров, Дюма ведет жизнь богемы. Он работает день и ночь. Однако, чтобы попасть в салоны, ему не хватает «хороших манер», но он не придает этому никакого значения.
Позднее, когда Дюма был принят в свете, он развлекался тем, что отпускал грубоватые шуточки. Однажды хозяйка дома, с легкостью наставлявшая рога своему мужу, попросила Дюма написать ей несколько строк в альбом.
— Вы так красиво пишете,—сказала она.
Дюма, сделав вид, что речь идет о каллиграфии, старательно, как школьник, стал выводить различные слоги: «Ба, бе, би, бо, бю, ка, се, си...» (Следующие два слога согласно французскому алфавиту были бы «со» и «сю», а «сосю» по-французски значит «рогоносец» (прим. ред.)
Внезапно остановившись, он с притворством воскликнул:
— Нет! Довольно! В доме повешенного не говорят о веревке!
И положил перо, не дописав строки...
Порой «богемные» манеры Дюма шокировали окружающих. Однажды к нему пришел художник Курбе, до того Дюма не знавший.
— Г-н Дюма не принимает,— сказал ему лакей.
— Передайте ему мою визитную карточку.
Лакей исполнил просьбу художника и, вернувшись, сказал:
— Вас просят войти.
Когда Курбе зашел в ванную комнату, лукаво улыбающийся Дюма встретил его следующими словами:
— Рад с вами познакомиться. Раздевайтесь и залезайте в ванну, здесь нам будет гораздо удобнее беседовать!
* * *
5 июня 1840 года Дюма женился на весьма легкомысленной актрисе Иде Феррье. Их свидетелями были Роже де Бовуар и Шатобриан. Последний, привыкший благословлять низложенных королей, благословляя новобрачную, платье которой было достаточно смело декольтировано, шепнул Бовуару:
— Мой удел, как видите, остается неизменным: благословлять падших...
Сразу же после свадьбы Александр Дюма поселяется с Идой на улице Риволи: она на втором этаже, он — в трехкомнатной квартире на пятом. Именно здесь он увлеченно работает сутками напролет, от чего получает большое удовольствие. Это подтверждает ходивший о нем в то время анекдот.
Однажды утром к Дюма приходит англичанин. Лакей впускает его в переднюю и говорит:
— Я доложу хозяину о вашем приходе.
В этот момент из комнаты раздается оглушительный взрыв хохота.
— О! Не беспокойте г-на Дюма. Я подожду, пока он останется один...
— Но хозяин один, — отвечает лакей. — Он часто смеется за работой...
Да, Дюма часто смеялся, когда писал, радуясь своим находкам. Он смеялся и над кознями, чинимыми его же собратьями по перу. С подачи Виктора Гюго, ревниво относившегося к драматическим успехам Дюма, в «Журналь де деба» появлялись разгромные критические статьи. Дюма же лишь пожимал плечами и беззлобно отшучивался. Однажды по окончании пьесы Гюго «Эрнани» Дюма сказал на весь зал:
— Надо бежать отсюда скорее! Вдруг актерам придет в голову начать все сначала...
И расхохотался, довольный своей местью.
* * *
Дюма писал без устали. Может быть, его стиль и не отличался совершенством, как отмечали некоторые критики, но плодовитость его была необычайна.
