В нашем распоряжении нет документов, прямо свидетельствующих об отношении Шлимана к Парижской коммуне.[57] Вероятней всего, он был напуган. Крупный буржуа по своему общественному положению, он, естественно, тяготел больше к «демократии» американского типа, чем к героической борьбе пролетариата за подлинную власть трудящегося народа. Шлиман был человек «из низов». Он на своей спине, испытал в молодости тяжесть бесправия и эксплуатации. Но его личный «успех в жизни» связал его с другим классом. Он навсегда остался чуждым активной политической деятельности.
Летом 1871 года, когда пала Коммуна, мы застаем его снова в «троянских» хлопотах — то в Афинах, то в Константинополе. Наконец в сентябре министру-резиденту Соединенных Штатов в Константинополе Мак-Вигу и драгоману американского посольства Дж. П. Броуну удалось выхлопотать султанский фирман. Можно было начинать раскопки.
Шлиман давно уже уговаривал Софью поехать с ним вместе в Трою. Из осажденного Парижа он писал ей об этом в Афины:
«Ведь ты более фанатично, чем я, увлечена Троей… Несомненно, тебе доставит величайшее удовольствие написать о наших раскопках книгу по-гречески и выпустить ее в свет под твоим именем, чтобы увековечить Софью Шлиман… Там страшно жарко, мы будем жить в палатке. Ранним утром мы будем купаться в Скамандре, целебные воды которого тебе принесут больше пользы, чем морские купания в Пирее…»
К счастью для своего здоровья, Софья Шлиман не спешила воспользоваться «целебными водами» Скамандра: она ждала первого ребенка. Имя его уже было заранее известно: Одиссей. В мае Софья родила… девочку. Шлиман не растерялся. Дочь была названа Андромахой в честь доблестной супруги Гектора.
Была ли Софья в действительности так глубоко увлечена Гомером и Троей? Скорее, на первых порах она больше заботилась о том, чтобы не внести диссонанса в благородные устремления своего мужа. Во всяком случае, было подвигом с ее стороны, что 27 сентября она вместе с Генрихом Шлиманом высадилась на дарданелльский берег, оставив четырехмесячную дочь в Афинах на попечении кормилицы.
Великий труд предстоял Генриху и Софье Шлиман — труд восстановления гомеровской эпохи, труд возрождения древнего города, его культуры, искусства и истории.
Но забудут (про стену), которую я с Аполлоном
Около града царю Лаомедону создал, томяся!
«Илиада», VII, 452–453.
Еще никогда археолог не ставил перед собой столь грандиозной задачи. Шлиман в своем восторженном дилетантизме вначале хотел просто снести весь холм, несомненно состоявший почти целиком из так называемых «культурных наслоений», и докопаться до «материка», то есть до почвы, на которой был построен первый троянский дом.
Осуществление этой задачи требовало много денег, много рабочих и, самое главное, много терпения.
Терпения у Шлимана не было. В наше время при раскопках курганов археологи осторожно, слой за слоем, снимают землю, просевают ее, отбирая каждую бусинку, каждый черепок. Но если бы Шлиман применил подобный метод к Трое, открытие города отодвинулось бы на много лет. Он же хотел немедленно иметь общую картину города, чтобы представить веские и неопровержимые доказательства правильности гипотезы, выдвинутой им столь самоуверенно.
Турецкая администрация в Дарданеллах, несмотря на фирман, продолжала, в чаянии бакшиша, чинить формальные препятствия раскопкам. Но Шлиман не дал ни копейки, забрасывал Константинополь истерическими телеграммами и, наконец, при содействии того же Дж. П. Броуна получил возможность начать работу. 10 октября Шлиман и его жена в сопровождении приставленного к ним надзирателя отправились из Дарданелл в Троаду. Надзиратель этот, чиновник судебной канцелярии Саркис, получал двойное жалованье: Шлиман был обязан платить ему по 23 пиастра в день.
Супруги Шлиман поселились в деревне Хыблак, в двух километрах от Гиссарлыка, и стали набирать рабочих. Прослышав о «кладоискателе», рассчитывая кой-чем из найденного поживиться, к Шлиману стали стекаться не только крестьяне из окрестных деревень, но и разные бродячие, деклассированные люди из числа любителей легкой наживы. В своем гомеровском экстазе Шлиман готов был видеть в каждом из них потомка ГеКтора и принимал всех без разбору.
Место для первой разведки было намечено давно — откос на северо-западном краю Гиссарлыка. Отсюда Шлиман повел раскоп в глубь холма. Уже в первые дни явственно обнаружились остатки зданий, сложенных из гладко обтесанных, плотно пригнанных камней. Присмотревшись, Шлиман пришел к убеждению, что перед ним руины позднего поселения, Нового Илиона. Они не представляли для него интереса.
Трудней стало, когда ниже обнажилась стена хорошо сохранившегося здания. Оно тоже, очевидно, принадлежало к позднейшему времени, а по найденным на камнях надписям Шлиман предположил, что здесь находился булевтерий, или местный сенат. Стена была крепкая, видна была умелая, тщательная работа. Но эта «молодая» (не старше двух тысяч лет) стена стояла на пути к гомеровской Трое, и Шлиман велел ее проломить и разобрать, даже не потрудившись точно измерить и зарисовать ее.
Под проломленной стеной начался странный, «нищий» слой. На двухсаженную глубину зарылся Шлиман, а находил лишь какие-то жалкие стенки, камни, назначения которых он не был в состоянии определить, и глиняные изделия — необожженные, грубо сформованные от руки. Казалось, с каждым вершком все меньше и меньше предметов, все более тощей становится почва. Шлиман мрачнел, Софья нервничала. И вдруг под «нищим» слоем начались находки! Каждый день рабочие откапывали множество странных изделий из глины, каменные круги (очевидно, жернова), стены из грубо сложенных камней, слепленных глиной.
Неужели Троя?
Он копал дальше. На глубине от двадцати до тридцати футов от поверхности холма открылись новые стены — на этот раз сложенные из полуобожженных или сушенных на солнце кирпичей. Наконец между тридцатым и тридцать третьим футом глубины рабочие наткнулись на новую стену из полуобтесанных камней и на разбросанные в беспорядке огромные каменные блоки. Казалось, это была стена, разрушенная землетрясением.
И все. Никаких надписей, ничего такого, что дало бы возможность определить время постройки стен. К какой эпохе отнести эти стены? Где доказательства, что это — Троя Гомера? И, наконец, почему их тут так много — стена над стеной, стена над стеной?
Сплошные загадки, неясности, неопределенности толпились вокруг Шлимана, И разобраться в них он не умел.
