Александр Александров-Федотов - Ты покоришься мне, тигр!

В группе он занимает видное положение. Его амплуа злодей. По количеству исполняемых трюков и по ловкости исполнения он уступает только своей супруге Уле. Хорошо стоит на задних лапах, участвует в пирамидах и красиво прыгает. Эффектно разыгрывает «зловещие» сцены, от которых у зрителей от страха появляется «гусиная кожа».

Уля — красивая самка с капризным и вспыльчивым характером. Неуемного темперамента. Стремительна в нападении. Настроение её изменчиво, и обращаться с ней надо осторожно. Примерная в работе. С ней хорошо удаются игровые мизансцены. Она у нас примадонна аттракциона. Ее амплуа — героиня.

Принц — угрюмый, мрачный самец. Раздражительный, злобный и вместе с тем боязливый. Недоверчивый и осторожный. Иногда замыкается в своем упорстве и отказывается работать. Часто свой гнев проявляет после работы, от чего страдает его подруга Фифи. Злость свою во время выступления проявляет по собственной инициативе. Амплуа — трагик.

Фифи — строгая, замкнутая особа. Редко обнаруживает свою подлинную злость и свирепость, хотя часто сердится и хмурится. Мне не симпатизирует. Впрочем, я не исключение. Она часто скандалит со своим супругом Принцем. Амплуа ее определить пока еще не удалось. Похожа на злодейку. Трюки исполняет с темпераментом и артистическим обыгрыванием. Совершает изумительные по длине прыжки, ловко лазает по шесту.

Ранжо — самый рослый в группе самец. По характеру флегматичный, спокойный, миролюбивый. В порывах злости встает на дыбы, ворчит, рычит, машет в воздухе лапами — пугает, но никогда не набрасывается: «много шуму из ничего». Любит ласку и приятные разговоры. Бывают дни с непонятным настроением, к которому приходится приноравливаться. В работе покладистый. Трюки исполняет без принуждения и так забавно, что невольно воспринимаешь его как эксцентрика. Амплуа — комик-простак.

Когда я изучал характеры моих леопардов, две важные цели направляли мое внимание: чему их еще можно научить и как от них обороняться. Это было самое главное, все другое решалось по ходу дела. Я наблюдал за их поведением так же ревностно, как мать за поведением ребенка, замечая малейшую разницу в реакции на один и тот же раздражитель. Ведь оборона от каждого должна быть строго индивидуальной.

Как мать, просиживал я около них, больных и здоровых. Наверно, это и «сроднило» настолько быстро и позволило мне войти к ним в клетку. Ведь считалось, что ко взрослым хищникам — а мои леопарды семи-девяти лет были взрослые — посторонний человек не войдет, не пустят! Я понимаю теперь, что многое тогда зависело от энтузиазма. Я учился сам и учил зверей на себе, входил к ним не вслепую. Но без энтузиазма долго бы еще ходил вокруг да около клеток.

Когда мы с леопардами были готовы, встал вопрос о реквизите. Все досталось мне в очень запущенном состоянии и требовало основательного ремонта. Ну что ж, слесарное дело знаю, маляром быть не так уж трудно, недаром же учился я в Строгановском! Да и мой друг, старейший дрессировщик мелких животных Станислав Юзефович Шафрик, был мне отличным примером: он всегда реквизит делал сам. И вот, вооружившись слесарным инструментом и кистью, я починил и покрасил тумбы, клетку,  фургон. Могу выходить к зрителям. Надо только решить, как держаться в клетке, какой стиль поведения избрать.

Подражать моему предшественнику  бессмысленно — метод обращения со зверями другой.

Каким же мне быть на манеже? Какой принять тон в обращении с леопардами? У них такая благородная, такая красивая внешность, движения плавные, изящные.  Хоть я их укрощаю, а уважаю. Решено: буду человеком благородным, вежливым, галантным, даже несколько церемонным.

А теперь еще раз продумаем свои жесты, попробуем их перед зеркалом, перед женой и перед леопардами — кажется, никто не возражает. Прекрасно! За двадцать четыре — двадцать восемь минут мы с леопардами должны показать зрителям все, что умеем, все, чему научились в «первом классе».

Надо признать, что трюки пока ещё не блещут новизной. Но это только начало. И вообще, самое интересное в показе хищников все-таки не трюки. Главный смысл таких номеров заключается в том, что человек один на один находится в клетке с хищниками и властвует над ними, не смотря на их дикость, кровожадность и коварство. А трюки нужны только для наглядности этой власти над хищником. Именно в поединке — романтика этих номеров и интерес к укротителю, как к человеку, ежедневно рискующему своей жизнью.

Конечно, все уверены, что ничего не случится. Но случиться может, поэтому самое интересное в номере — борьба человека и зверя. И, если уж быть до конца откровенным, надо признать, что больше всего зрители бывают захвачены не тогда, когда зверь качается на качелях или катится на шаре, а когда он выходит из повиновения и дрессировщик борется с ним за восстановление своей власти. Эта борьба настоящее, а трюки — игра. Когда зверь мирно и послушно исполняет свои трюки, дух у зрителя не захватывает. А без замирания сердца какой же цирк? И мне в цирке тоже больше всего нравится, когда у меня замирает сердце.

Я не говорю о тех случаях, когда укротители специально и подчеркнуто играют на нервах зрителей, когда они смакуют опасность. Это отвратительно. Чувство меры и для дрессировщиков вещь совершенно необходимая.

Что же касается трюков, то обычно используются природные способности зверей. Леопарды взбираются на деревья, а тигры нет, поэтому именно леопардов, а не тигров, заставляют лазать по вертикальным шестам. В зависимости от «талантливости» зверя трюк усложняются, но почти никогда не противоречат его естественным наклонностям.

Дрессировщики много придумали оригинального в показе хищников: пантомимы с участием зверей и детей, аттракционы с тиграми, медведями, львами и леопардами, скачущими на лошади, соединение в номере хищных и домашних животных.

Я отдаю должное всем интересным достижениям, но моя цель в первый период — и, признаюсь, она мало изменилась с тех пор — показать зверя, так сказать, изнутри, продемонстрировать с возможной для цирка полнотой его характер, повадки, реакцию на различные раздражители, приблизить демонстрацию к естественным условиям. Но для большей выразительности заставить иногда леопарда сыграть роль леопарда.

Я любил каждого своего зверя в отдельности, знал их особенности и хотел, чтобы зритель тоже подмечали эти особенности и любовались ими так же, как я.

Итак, все готово, можно начинать.

Да, а костюм? Я репетировал в красном — цвете моего предшественника. Мне казалось, и существует такое мнение, что звери запоминают цвет. Может быть, но выступать мне придется в черном. И я не успею даже попробовать его ни на одной репетиции. А вдруг звери «не примут» меня в черном, вдруг в черном я им не понравилось? Правда, много позже я узнал, что не так уже они и реагируют на цвет, как это кажется нам, людям. Даже в знаменитой испанской корриде быка раздражает совсем, по-видимому, не красный плащ, так как последними исследованиями установлено, что быки красного не видят. Думаю, что и мои леопарды не очень-то обратят внимание на цвет моего костюма. Иначе как просто было бы входить к ним в клетку — оделся под дрессировщика и иди спокойно, укрощай.