В шести номерах его журнальчика нет ни единой честной мысли, ни одного серьезного довода, ни одной искренней статьи. Сплошная клоака немецкого шовинизма, прикрытая разухабисто намалеванной вывеской: во имя будто бы интересов русской революции! Вполне естественно, что эту клоаку похваливают оппортунисты: Кольб и Хемницкий «Народный Голос»{47}.
Господин Парвус имеет настолько медный лоб, что публично объявляет о своей «миссии» «служить идейным звеном между вооруженным немецким и революционным русским пролетариатом». Эту шутовскую фразу достаточно выставить на осмеяние перед русскими рабочими. Если «Призыв» гг. Плеханова, Бунакова и Ко вполне заслужил одобрение шовинистов и Хвостова в России, то «Колокол» г-на Парвуса – орган ренегатства и грязного лакейства в Германии.
Нельзя не отметить по этому поводу еще одну полезную сторону теперешней войны. Она не только убивает «скорострельной пушкой» оппортунизм и анархизм, она великолепно разоблачает также авантюристов и переметных сум социализма. Для пролетариата в высшей степени выгодно, что эту предварительную очистку его движения история начала делать накануне социалистической революции, а не в самом ходе ее.
«Социал-Демократ» № 48, 20 ноября 1915 г.
Печатается по тексту газеты «Социал-Демократ»
Прикрытие социал-шовинистской политики интернационалистскими фразами
Как относятся политические факты к политической литературе? политические события к политическим лозунгам? политическая действительность к политической идеологии? Этот вопрос имеет в настоящее время самое коренное значение для понимания всего кризиса Интернационала, ибо всякий кризис, даже всякий перелом в развитии, неизбежно ведет к несоответствию старой формы с новым содержанием. Мы не говорим уже о том, что буржуазное общество постоянно вскармливает таких политиков, любящих называть себя внеклассовыми, и таких оппортунистов, любящих называть себя социалистами, которые умышленно и систематически обманывают массы самыми пышными, самыми «левыми» словами. Но в эпоху кризиса даже у добросовестных участников его наблюдается сплошь да рядом расхождение слова с делом. И великое прогрессивное значение всяких кризисов, даже самых тяжелых, трудных и болезненных, состоит, между прочим, именно в том, что они с великолепной быстротой, силой, наглядностью разоблачают и отметают прочь гнилые – хотя бы и добросовестные – слова, гнилые – хотя бы и построенные на базе наилучших намерений – учреждения.
В жизни российской социал-демократии самый крупный факт теперь – выборы питерских рабочих в военно-промышленный комитет. Впервые за время войны и только эти выборы притянули действительно массы пролетариев к обсуждению и решению основных вопросов современной политики, показали нам настоящую картину того, что есть в социал-демократии, как массовой партии. Оказалось, что есть два, только два течения, одно – революционно-интернационалистское, действительно пролетарское, организованное нашей партией, оно было против обороны. Другое, «оборонческое» или социал-шовинистское, было блоком «нашедельцев» (т. е. главного ядра ликвидаторов), плехановцев, народников и беспартийных, причем весь этот блок поддерживала вся буржуазная печать и все черносотенцы в России, доказав тем буржуазную, а не пролетарскую, сущность политики этого блока.
Таковы факты. Такова действительность. А лозунги и идеология? Питерское «Рабочее Утро»{48}, № 2 (22. X), сборник «окистов» («Интернационал и война», № 1, 30. XI. 1915), последние номера «Нашего Слова» дают ответ, над которым должен подумать и еще подумать всякий, интересующийся политикой не так, как гоголевский Петрушка интересовался чтением.
Посмотрим же на содержание и значение этой идеологии.
Питерское «Рабочее Утро» – самый важный документ. Здесь сидят главари ликвидаторства и социал-шовинизма вкупе с доносчиком г. Гвоздевым. Эти люди знают досконально все, что предшествовало выборам 27. IX и что было на этих выборах. Эти люди могли накинуть флер на свой блок с плехановцами, народниками и беспартийными, и они накинули флер, они ни звука не сказали ни о значении этого блока, ни о численном соотношении различных элементов его. Им выгодно было скрыть такую «мелочь» (данные об этом, несомненно, были у г. Гвоздева и его друзей из «Рабочего Утра»), и они скрыли ее. Но выдумать третьей группы, кроме 90 и 81, они не могли; лгать на месте, в Питере, перед лицом рабочих, сочиняя «третью» группу, о которой рассказывает басни «копенгагенский аноним»{49} на страницах немецкой печати и «Нашего Слова», – невозможно, ибо не сошедшие с ума люди не лгут, если знают, что разоблачение лжи неизбежно тут же и тотчас же. Поэтому «Рабочее Утро» печатает статью К. Оранского (старый знакомый!): «Две позиции», подробнейшим образом разбирает обе позиции, группы 90 и группы 81, ни единым словом не упоминая о 3-ей позиции. Кстати: цензура изуродовала № 2 «Рабочего Утра» почти сплошь; белых полос чуть ли не больше, чем уцелевших, но из статей пощажены именно те, только те две статьи, – «Две позиции» и фельетон, по-либеральному извращающий историю 1905 года, – в которых ругают большевиков за «анархизм» и «бойкотизм». Царскому правительству выгодно, чтобы такие вещи писались и печатались. Такие речи пользуются не случайно монополией легальности всюду, от деспотической России до республиканской Франции!
Какими же доводами защищает «Рабочее Утро» свою позицию «оборончества» или «социал-шовинизма»? Исключительно увертками, исключительно интернационалистскими фразами!! Наша-де позиция вовсе не «национальная», вовсе не «оборонческая», у нас лишь выражено – «нисколько не выраженное в первой позиции» (т. е. в позиции группы 90) – «небезразличное» «отношение к положению страны», к «спасению» ее «от разгрома и гибели». Наша-де позиция была «действительно международная», указывала пути и средства «освобождения» страны, мы «одинаково (!! с первой позицией) оценивали происхождение войны и ее социально-политическую сущность», мы «одинаково (!! с первой позицией) намечали общую проблему международной организации и международной работы пролетариата» (не шутите!) «и демократии во время войны, во все без исключения периоды развития мирового конфликта». Мы-де заявляли в нашем наказе, что «в данной общественно-политической обстановке рабочий класс не может взять на себя никакой ответственности за оборону страны», мы «решительно присоединялись прежде всего к международным задачам демократии», «внесли свою лепту в живую струю стремлений, имеющих своими этапами Копенгаген и Циммервальд» (вот как мы!). Мы-де за лозунг «мира без аннексий» (курсив «Рабочего Утра»). Мы «противопоставили абстрактности и космополитическому анархизму первого течения реализм и международность своей позиции, своей тактики».
