Начинал Сименон литературный путь с репортажей, рассказов и очерков, которые, как и «романы для горничных», печатал прямо на машинке. Так появился и первый «Мегре». В дальнейшем, Сименон набрасывал вечером на желтом конверте с названием задуманного романа список действующих лиц и весьма приблизительный сюжет. Утром сразу набело печатал роман, увлекаясь и отступая от намеченного плана.
По иному происходила работа над «серьезными романами», требовавшими больших усилий и затрат времени. Здесь не обходилось без черновиков. В начале рабочего дня Сименон первым делом любовно и кропотливо затачивал два десятка карандашей, с которыми садился за очередную главу. Как только графит одного карандаша стирался, он брался за другой. Точно так же он никогда не курил два раза подряд одну и ту же трубку, заготавливая заранее целый набор из своей коллекции, насчитывавшей более двухсот штук. Трубки набивались экзотическими смесями светлых тонов табака, изготавливаемых специально для него «Данхиллом». Дорожные справочники, географический атлас, карты железных дорог — все это помогало ему насыщать свою прозу реальными деталями и придавать романам завораживающую документальную достоверность. Остальное (а точнее, самое главное) делали — вдохновение и талант. На следующий день он перепечатывал текст с мелко исписанных листков на машинке.
В своих интервью Сименон не раз говорил, что пишет для «простого человека», вне зависимости от его образовательного уровня, поэтому его романы не велики — 4–7 печатных листов, то есть от 200 до 300 машинописных страниц. Они не только коротки, но и предельно лаконичны по стилю. Писатель сознательно ограничивал свой словарный запас до, самое большее, двух тысяч слов. Короткими были и сами слова, ибо находились под сильнейшим эмоциональным давлением. Некоторые его психологические романы обрывались внезапно сжатой концовкой, словно автор сам не мог больше выдержать их высокого напряжения…
«Я никогда не знал, почему выбираю ту или иную тему для романов. В моих произведениях нет живости и блеска, у меня бесцветный стиль, но я положил годы, чтобы избавиться от всяческого блеска и обесцветить свой стиль»
Он писал без заранее составленного плана, изобретая интригу «по ходу дела», радуясь и зачастую удивляясь тем неожиданным поворотам мысли, в которые вовлекало его это спонтанное творчество. На каком–то этапе герои нового романа начинали жить как бы своей собственной жизнью, и ему оставалось «всего лишь» описывать ее. На одной из карточек своего досье он пометил: «Это не классические детективы, а «романы обстановки», где погружение читателя в атмосферу психологического наблюдения значит гораздо больше, чем ход полицейского расследования»
Наконец–то прибыла Буль, получившая американскую визу. Тижи встречает ее приветливо, словно забыв пережитую обиду. Во взглядах женщин нет теплоты, но и вражда не чувствуется. Теперь, и в самом деле, роман Жоржа с Буль для нее не актуален. Путь об этом беспокоится Дениз.
Сименон снимает Буль маленький уютный домик по соседству со своей усадьбой. Добродушную простушку, кинувшуюся со слезами обнимать Марка, тепло встречают и Дениз. Но по поведению Жоржа сразу понимает, что его отношения с Буль не останутся платоническими
— По–моему, вы понравились друг другу. — Довольный встречей, Жорж обнял Дениз.
— Дорогой, мне хорошо известны твои сексуальные аппетиты. Бедняжка Тижи сильно заблуждалась и осталась у разбитого корыта. — Дениз усмехнулась. — Я вовсе не ревнива. Пухлая простушка Буль не является серьезной соперницей изысканной худышке Дениз. Но знаешь, моя самоуверенность совсем не похожа на нелепые претензии Тижи играть роль полноправной хозяйки дома! Смешно — какая она «мадам Жорж Сименон»?
— Верно. — Согласился Жорж, не задумываясь и не слушая Дениз. Он уже воображал, как обнимет Буль. — Каждая хороша по–своему.
— Можешь не стесняться, я не намерена ограничивать твой аппетит «диетами».
— Ты не диета, ты — лакомый кусочек, — заверил Жорж, но в первый же вечер решил определить ситуацию:
— Пойду к Буль, ей, верно, очень одиноко.
Ди кивнула, заговорщически подмигнув.
Буль ждала своего Маленького красивого господина. Рассказ о ее жизни в Париже оказался печален. Деньги, оставленные на ее содержание Сименоном, присвоили какие–то негодяи, и бедняжка едва сводила концы с концами.
— Сладкая моя Булочка! — Жорж привычной рукой прошелся по ее прелестям. — Даже исхудала, детка. Помнишь, как ты подсматривала за мной в деревне? А потом увидела «шампиньон»!
— Я ж была совсем глупая… — раскинувшись, она крепко обняла его.
— У меня такое чувство, что я вернулся домой, — Жорж с наслаждением совершал привычные маневры.
Буль то плакала, то смеялась, повторяя: «Мой красивенький господин»…
Она была более женственна, чем угловатая, костистая Тижи. И так проста, так естественна, в равнении с непредсказуемой Ди!
Когда он вернулся в спальню, Дениз спросила:
— Вы занимались любовью?
— Да.
— Тогда теперь моя очередь.
«Публичного дома в Тусоне не было. А соблазнительные женщины, крутившиеся возле бара, показались мне не очень чистоплотными». Так что приезд Буль оказался весьма кстати.
Приходит приглашение на прием в Голливуде. На карточке значится: «Мистеру Сименону и мадмуазель Дениз Уимэ». О Тижи, которая все еще оставалась мадам Жорж Сименон, не было и упоминания.
— Ты ставишь меня в смешное положение, появляясь в свете со своей любовницей! — бросив на стол приглашение, Тижи обиженно хлопнула за собой дверью.
Дениз получила в подарок о Жоржа элегантное черное платье. Черные перчатки до локтя и золотая сумочка в руках заменили украшения. Она без макияжа (как считает Жорж), но глаза оживленно блестят, темные волосы падают на плечи — вполне достойная пара высокому красавцу с всемирной славой.
В ресторане «Романофф» много оживленных знакомых лиц. Сименона приветствует Чарли Чаплин, обнимает старый друг Жан Ренуар. Дениз в восторге от того, что видит знаменитостей. Все шло хорошо и Сименон даже не заметил, в какой момент Дениз сорвалась. Заливаясь слезами, она схватила свою короткую накидку из белого шелка, и выбежала на улицу.
. — Ди, постой! Этот парень заядлый остряк. Он вовсе не хотел тебя обидеть.
— Этот пошляк сказал что–то вроде «зимой, чтобы не мерзнуть, хорошо иметь на себе канадку»! За кого он меня принимает?!
— К тебе эта шутка не имела никакого отношения. Глупый каламбур — так называют куртку на меху, ты же знаешь. Вернемся — я ни с кем из друзей не успел проститься.
