День 12 апреля я провел с Джорджем Паттоном. Я увидел такие сцены и услышал такие рассказы, что этот день навсегда врезался мне в память. Утром мы побывали в некоторых корпусах и дивизиях армии, которые в типичной для действий Паттона манере неслись на восток, то тут, то там окружая и захватывая в плен изолированные группы разваливавшейся армии противника. Не было никакого общего фронта, или рубежа сопротивления, или каких-либо скоординированных действий с целью воспрепятствовать продвижению наших войск. Однако в некоторых местах вражеские группы упорно оборонялись, и мы в течение всего дня то и дело оказывались свидетелями спорадических стычек.
Армия генерала Паттона захватила район, где в одной глубокой соляной шахте были обнаружены сокровища, запрятанные туда нацистами. Наша группа спустилась в шахту на глубину почти полумили.
На дне лежали огромные кипы немецких бумажных денег, очевидно, сваленные здесь после отчаянных попыток вывезти их перед приходом американцев. В одном из туннелей находилось большое количество картин и других предметов искусства. Некоторые из них были завернуты в бумагу или мешковину, остальные уложены как листы фанеры.
В другом туннеле мы увидели склад золота, по оценке наших специалистов, общей стоимостью в 250 млн. долларов, в основном в виде золотых слитков. Они находились в мешках, по два 25-фунтовых слитка в каждом. Здесь же мы обнаружили очень много чеканного золота из разных стран Европы, даже несколько миллионов золотых монет из Соединенных Штатов.
В чемоданах, ящиках и контейнерах были собраны изделия из золота и серебра, очевидно, награбленные из частных домов со всей Европы. Все изделия были сплющены ударом молотка, вероятно, для того, чтобы меньше занимали места, и затем просто сгружены в хранилище. По-видимому, для дальнейшей переплавки их в слитки.
К туннелю, где было запрятано золото, наше внимание привлекла прежде всего недавно построенная кирпичная стена, в центре которой имелась стальная дверь, как у сейфа самой современной конструкции. Она была настолько капитальной, что для ее разрушения потребовались бы мощные подрывные заряды. Однако один американский солдат, обследовавший кирпичную стену, окружавшую дверь, нашел, что эта стена вовсе не так прочна, как выглядит. Свое заключение он проверил шашкой тринитротолуола. В результате взрыва в стене образовалась огромная дыра, через которую взгляду представился склад драгоценностей. Мы не могли понять, почему немцы не попытались спрятать сокровища в потайном месте в лабиринте туннелей, а решили оградить их стеной, которую легко разрушить даже ломом. В таких условиях мы не видели никакого смысла в установке сложной стальной двери. Однако один американский солдат, сопровождавший нас, заметил: "Похоже, что немцы закрывают на замок двери в конюшню, а стен-то в ней фактически нет".
Любопытна версия, рассказанная Паттоном, согласно которой пришли к мысли проверить шахту. Возможно, что рано или поздно шахта все равно была бы тщательно обследована победителями. Но, как утверждал Паттон, только благодаря инстинктивной человеческой порядочности, проявленной двумя американцами, мы обнаружили это хранилище до того, как значительная часть сокровищ могла быть перепрятана в более надежное место. Эта версия такова.
В небольшом городке наступавшие американские войска ввели комендантский час. Любое гражданское лицо, появлявшееся на улице после наступления темноты, немедленно задерживалось и подвергалось допросу. Однажды вечером патруль на джипе заметил женщину, спешившую по дороге, и остановил ее для выяснения личности. Женщина протестовала, объясняла, что спешит, чтобы вызвать акушерку для соседки, у которой вот-вот начнутся роды. Американские солдаты на джипе решили проверить слова этой женщины и, если она действительно говорила правду, помочь ей при необходимости. Они посадили женщину в джип, заехали за акушеркой и вернулись к роженице; все, что говорила немка, подтвердилось. Солдаты, желая помочь, довольно долго ждали на улице, чтобы развезти по домам акушерку и эту женщину. Когда машина проезжала мимо входа в одну из соляных шахт в этом районе, одна из женщин заметила: "Вот шахты, где хранится золото".
Это замечание возбудило любопытство солдат, и они стали расспрашивать женщину. Из ее слов поняли, что несколько недель назад сюда была доставлена большая партия грузов с востока для размещения в шахтах. Солдаты доложили об этом своим начальникам, те в свою очередь разыскали некоторых служащих немецкой администрации, связанной с шахтами. Таким образом сокровища попали в наши руки.
В тот же день я впервые увидел лагерь смерти, находившийся неподалеку от города Гота. Я никогда не был в состоянии описать свое эмоциональное напряжение в момент, когда я лицом к лицу встретился с неоспоримыми доказательствами жестокости нацистов и полного пренебрежения нормами человеческой морали. До сего момента я знал об этом только в общих чертах и из второстепенных источников. Но я уверен, что никогда в любое другое время я не испытывал такого шока, как в этом случае.
Я осмотрел каждый закоулок и каждую щель в лагере, так как считал своим долгом давать свидетельские показания об этих вещах в случае, если на родине появятся мнения или утверждения, что "рассказы о зверствах нацистов были просто пропагандой". Некоторые из нашей группы, посетившие лагерь, были не в состоянии выдержать до конца осмотр. Я же не только все осмотрел, но и, как только вечером вернулся в штаб Паттона, сразу же сообщил в Вашингтон и Лондон обо всех ужасах, настаивая перед обоими правительствами немедленно направить сюда группу редакторов газет и представителей национальных законодательных органов. Я считал, что эти доказательства должны быть немедленно доведены до американской и английской общественности, чтобы не оставалось никаких оснований для циничных сомнений.
День 12 апреля завершился известием, полным драматизма. Брэдли, Паттон и я допоздна засиделись за обсуждением планов на будущее. В частности, мы рассматривали вопросы о том, кого из офицеров и какие соединения выделить для переброски на Тихоокеанский театр военных действий. Незадолго до полуночи мы отправились спать: Брэдли и я - в небольшой домик штаба Паттона, а сам Паттон ушел в свой фургон. Его часы остановились, и он включил радио, чтобы по Би-Би-Си уточнить время, и тут услышал сообщение о смерти президента Рузвельта. Он вернулся в наш домик, разбудил Брэдли, и затем оба вошли в мою комнату, чтобы сообщить это ошеломляющее известие мне.
Мы долго размышляли над тем, какое воздействие может оказать смерть президента на судьбы будущего мира. Мы были уверены, что не последует никакого вмешательства в темпы войны, поскольку уже кое-что знали о тех огромных силах, которые приведены в действие на Тихом океане для разгрома японцев. Нам, конечно, ничего не было известно о каких-либо особых шагах президента по послевоенному обеспечению мира. Но у нас были сомнения, что в Америке найдется какая-либо другая личность, столь компетентная в вопросах работы с другими политическими лидерами союзных держав. Никто из нас не знал президента достаточно близко; я встречался с ним чаще, чем другие, на различных совещаниях и конференциях, но нам казалось, с точки зрения международного положения, что время сейчас самое неудачное для вынужденной смены национальных лидеров. Мы легли спать, подавленные и огорченные. С некоторыми из политических акций президента Рузвельта я, вероятно, никогда не мог бы согласиться. Но я знал его только в роли лидера страны, находившейся в состоянии войны, и в этой роли, как мне казалось, он сделал все, что можно было ожидать от него.
