Ознакомительная версия.
Николаевский принимал участие во всех совещаниях меньшевиков, с огромными трудностями проводимых в годы Гражданской войны. Первое из таких совещаний состоялось 27 декабря 1918 – 1 января 1919 г., когда из-за начавшейся революции в Германии и опасности интервенции стран Антанты репрессии против меньшевиков несколько смягчились. На совещании по докладу Мартова, основные положения которого в своих выступлениях поддерживал Николаевский, была принята резолюция о международном положении и задачах русской революции. Современная эпоха определялась как эпоха «мировой социальной революции, авангардным отрядом которой является Германия. Со всей определенностью партия выступила против концепции социальной революции через диктатуру пролетариата в большевистской трактовке этого понятия»[210].
Отвергая планы насильственного свержения советской власти, совещание взяло курс на оппозиционную деятельность на базе сохранения советского строя. Вместе с тем оно выдвинуло программу реформ: отказ от военного подавления местных демократических правительств, свободные выборы в Советы, подчинение им правительства и местных органов, восстановление демократических свобод, включая самостоятельность политических и иных организаций рабочего класса (но только рабочего класса – о демократии в обычном смысле слова речи не было).
На новом мартовском совещании развернулись дебаты о постоянном представительстве меньшевиков за рубежом. Николаевский относился к тем участникам совещания, кто не был полностью удовлетворен деятельностью за границей партийного ветерана П.Б. Аксельрода, который получил полномочия представлять РСДРП за границей еще в 1917 г. Аксельрод выехал в Стокгольм до Октябрьского переворота и сразу после него взял на себя функции зарубежного представителя меньшевистской партии. Непримиримый противник большевизма, Аксельрод работал в тесном контакте с руководителями Социалистического интернационала, также выступавшего против сотрудничества с партией Ленина. Но в целом Аксельрод представлял в Европе не официальные партийные взгляды, а свои собственные, близкие к позициям правых меньшевиков, решительно отвергавших сотрудничество с большевиками. Узнав о решении мартовского совещания меньшевиков вступить в переговоры с другими социал-демократическими партиями по вопросу об образовании нового Интернационала, занимающего промежуточную центристскую позицию между II и III Интернационалами, Аксельрод заявил о своей отставке. (Новый Интернационал действительно был вскоре создан и стал называться II 1/2 Интернационалом.)
1 апреля 1919 г. ЦК РСДРП принял решение организовать за границей временное представительство партии, для чего делегировать туда одного из своих членов. Очередное апрельское совещание приняло «Апрельские тезисы» (это был не очень удачный намек на знаменитые «Апрельские тезисы» Ленина 1917 г.), которые обещали поддержку советскому правительству в войне против Польши и даже объявили призыв меньшевиков в Красную армию. Написанные Ю.О. Мартовым, эти тезисы в целом были абстрактно-теоретическими. Они признавали неизбежность «мировой социалистической революции», которая рассматривалась как длительный исторический процесс, и в то же время указывали на возможность ускорить продвижение к социализму, установить диктатуру пролетариата над меньшинством, пытающимся противодействовать социальной революции. Неблаговидных реалий большевистской власти тезисы не затрагивали[211]. Николаевский тезисы Мартова поддержал и стремился их популяризировать.
Для разъяснения Европе истинной официальной позиции меньшевистского руководства апрельское совещание решило направить за границу именно Мартова, который выехал за рубеж как меньшевистский делегат на съезд Независимой социал-демократической партии Германии.
На 20 августа 1920 г. была назначена партийная конференция, но массовые аресты делегатов на местах, а затем и аресты в Москве привели к ее срыву. Николаевский писал через много лет:
«Аресты ставили своей задачей не допустить устройства общепартийной конференции: членов ЦК и деятелей московской организации специально аресту не подвергали, но устраивали засаду в помещении ЦК и задерживали всех, кто в этом помещении показывался – в первую очередь приезжих из провинции. Конференция, к которой социал-демократическая партия с таким напряжением готовилась, была сорвана»[212].
Лозунги, выдвигаемые в это время меньшевиками, усиленно пропагандируемые Николаевским и его коллегами в малотиражных, недолго выходивших газетах, скорее похожих на листовки, состояли в требовании соблюдения советской конституции, в создании «свободных Советов», в возвращении к свободе торговли продуктами питания. Эти требования были близки и понятны основной массе городского населения. Во многом они совпадали с лозунгами другой социалистической оппозиционной партии – эсеров. Через много лет Николаевский рассказал об этом в статьях-воспоминаниях, опубликованных за рубежом[213]. Обе партии выступили в 1918 г. инициаторами собраний уполномоченных от фабрик и заводов, очень недолго являвшихся очагом сопротивления диктатуре большевиков в столичных городах. Даже Мартов в тот период говорил Николаевскому, что эсеровская «программа в основе и наша программа». Это осторожное партнерство двух оппозиционных социалистических партий продолжалось, с некоторыми оговорками, и дальше. В марте 1920 г. на квартире Николаевского состоялось совместное нелегальное заседание делегаций меньшевиков и эсеров. Первых представлял Мартов. Вторых – В.М. Чернов. Были определены основные пункты, по которым допускалась возможность совместной деятельности. Лидеры обеих партий продолжали относиться друг к другу с подозрением. Указывая на солидарность с преследуемыми эсерами, меньшевики всегда делали оговорку о различиях в программах и тактике. Точно так же поступали эсеры. Очевидно, степень близости двух партий Николаевский в своих позднейших оценках преувеличивал.
В 1920 г. Николаевского кооптировали в ЦК РСДРП. Официальное избрание в этот высший партийный орган было невозможным, так как большевики не допускали созыва съезда РСДРП, имеющего право, по уставу, выбирать членов ЦК. Видимо, Николаевский был введен в ЦК на апрельском партийном совещании меньшевиков 1920 г. Во всяком случае, он был не только делегатом апрельского совещания, но и являлся его секретарем[214].
В сохранившихся протоколах заседаний ЦК РСДРП от 6, 9, 13, 20, 29 октября и 22 ноября 1920 г. в качестве участвовавших полноправных членов ЦК неизменно указывается имя Б.И. Николаевского[215]. Именно на апрельском совещании меньшевистское руководство совершило существенный поворот влево, в сторону сближения с большевиками, хотя и не переставало резко их критиковать за антидемократические действия. Вместе с другими левыми (сторонниками Мартова) и левоцентристами (сторонниками Дана) Николаевский не полностью осознал, что в России с первых дней Октябрьского переворота началось становление тоталитарной системы, не совместимой с основами того демократического социализма, который проповедовали меньшевики. В стране, по выражению И.Г. Церетели, хозяйничала «контрреволюция, пришедшая через левые ворота»[216]. Но Николаевский этого еще не видел.
Советский застенок и изгнание
Ненависть большевиков к другим партиям социалистического толка (так называемые «буржуазные» партии были поставлены вне закона еще в конце 1917 г.) особенно усилилось в начале 1921 г., когда по всей стране начались крестьянские восстания, из которых по историческому недоразумению Тамбовское считается самым крупным. Одновременно на столичных предприятиях и в других районах России, особенно в Донбассе и на Урале, прошли мощные волнения рабочих. На фоне войны с крестьянством, волнений и забастовок в городах Кронштадтское восстание моряков в марте 1921 г. было симптомом приближающегося конца большевистской власти.
Большевики ответили на эти события двояко, пойдя на экономические послабления, приведшие в конце концов к новой экономической политике, с одной стороны, и усиливая политический террор – с другой. В апреле 1921 г. Ленин в брошюре «О продовольственном налоге» недвусмысленно заявил, что у российских небольшевистских социалистов – меньшевиков и эсеров – есть альтернатива: сидеть в тюрьме или же отправиться «в Берлин, к Мартову… Мы будем держать меньшевиков и эсеров… как открытых, так и перекрасившихся в «беспартийных», в тюрьме», – заключал Ленин. Такого рода заявления, являвшиеся директивами для центральных и местных партийных и карательных органов, Ленин в это время делал неоднократно. Еще в марте 1921 г. на X партсъезде он объявил, что «мелкобуржуазная контрреволюция», то есть меньшевики и эсеры, более опасна, чем Деникин. Через год он высказался еще более определенно: «За публичное доказательство меньшевизма наши революционные суды должны расстреливать, а иначе это не наши суды, а бог знает что»[217].
Ознакомительная версия.
