Ознакомительная версия.
Добавим другие подробности, которые не были отражены в этом документе. Например, члены группы обвинялись «в распространении слухов о скором взятии города Молотова немцами, о неизбежной гибели советской власти и призывали к оказанию помощи немецким войскам». Свои агитационные лозунги они вырезали на деревьях, организовывали саботаж, чтобы привлечь на свою сторону как можно больше заключенных. Восстание планировалось осуществить силами четырех взводов при утреннем разводе. Также, по версии следствия (сейчас это проверить невозможно), подпольщики сумели раздобыть телефонную трубку и с ее помощью слушали все разговоры по телефонной сети лагеря.[134]
В начале ноября 1942 года в Москве получили сообщение о том, что в «Интинском ИТЛ оперативно-чекистский отдел вскрыл и ликвидировал повстанческую организацию среди заключенных». Вот подробности этого дела:
«Следствием установлено, что участники организации вели подготовку вооруженного выступления заключенных, содержащихся в лагере.
Для руководства восстанием был создан штаб повстанческой организации, возглавляемый осужденным Рысь В. П., в прошлом инженером железнодорожного транспорта, осужденного в 1941 году к 10 годам за контрреволюционную деятельность.
В штаб входили заключенные: Баландин Е. А., Радомский Н. С. и немцы Шеймон Э. П., Штумпф К. К. и Лейкам Г. И. (все осуждены на разные сроки за контрреволюционную деятельность).
По заданию штаба в ряде подразделений Интинского лагеря были созданы повстанческие группы по принципу пятерок.
В соответствии с планом намечалось ночью разоружение военизированной охраны, нападение на штаб и казармы ВОХР, Управление лагеря и Оперчекистский отдел, захват радиостанции и телефонного узла.
С целью получения аммонала и других взрывчатых веществ для изготовления бомб была завербована раздатчица аммонального склада вольнонаемная Маникина Ф. А.».[135]
А вот еще одно дело. В Тагильском лагере в 1942 году выявлена повстанческая организация, в которую входили казахи и кумыки, осужденные за националистическую деятельность. Руководителем организации был заключенный Сафарбеков, до ареста работавший уполномоченным уголовного розыска Управления милиции Узбекской ССР.
По заранее разработанному плану бунтовщики планировали поджечь лагерные постройки, разоружить военизированную охрану и уйти из лагеря, пробраться на Кавказ и в Казахстан для организации повстанческих выступлений среди населения. По этому делу репрессировано 11 человек.[136]
В 1943 году на строительстве Челябинского металлургического комбината «была раскрыта повстанческая организация, руководителем которой являлся Тряутвейн, бывший секретарь Красноярского РК ВКП(б) республики немцев Поволжья. Активными участниками организации являлись: бывший 2-й секретарь РК ВКП(б) Роот, а также бывшие партийные и советские работники Вебер, Генг, Мартенс и др.
Участники организации готовили вооруженное выступление среди немцев. Некоторые из участников организации оказались германскими разведчиками. Осуждено 32 участника организации».[137]
В Северо-Уральском лагере в 1943 году ликвидирована повстанческая организация под названием «Железная гвардия», состоявшая из румын. Численность группы – 31 человек. Ею руководили заключенные «Кожухарь – немецкий разведчик, Пынзаро – бывший сотрудник немецкой полиции, Шугой – бывший комендант одной из окружных организаций румынской фашистской партии „Железная гвардия“, и другие». Участники организации готовили операцию по захвату оружия, освобождению заключенных и организации побега из лагеря. По делу осужден 31 человек.[138]
Ликвидированная в Норильском лагере в 1944 году повстанческая организация «состояла из заключенных, бывших командиров латвийской армии». По делу было осуждено 13 человек, в т. ч. «полковники латвийской армии Рожинскис и Абольтинси, подполковники Пласс, Платай и др.».[139]
Еще один групповой побег (30 человек) был предотвращен 27 января 1945 года в Джидинском лагере. Тогда с территории лагерного пункта, расположенного в 4 километрах от границы с Монголией, попыталось уйти в Маньчжурию группа во главе с начальником отделения военизированной охраны. Бандитами был убит комендант лагерного пункта.[140]
Антисоветская деятельность повстанцев не ограничивалась лишь подготовкой восстаний и групповых побегов. Сотрудники НКВД столкнулись с такой проблемой, как вредительство. Угроза носила реальный, а не мифический характер. Вот что по этому поводу сообщалось в специальной директиве, датированной 3 декабря 1942 года и адресованной «начальникам ИТЛ, УИТЛ, ОИТК и транспортных отделов НКВД»:
«За последнее время на железнодорожном и водном транспорте участились случаи умышленной порчи средств связи и попытки совершения диверсионных актов заключенными, бежавшими из мест заключения.
Ликвидированная водным отделом милиции Камского бассейна вооруженная бандитская группа, состоявшая из беглецов из ИТЛ, умышленно портила световую сигнализацию на реке Кама.
На Северной железной дороге беглецами из Усольлага с целью диверсии был разблочен рельсовый стык на дороге…»[141]
О существовании в ГУЛАГе многочисленных антисоветских повстанческих групп знали не только в Москве, но и в Берлине. Германские спецслужбы неоднократно пытались использовать повстанцев в качестве партнеров при проведении разведывательно-диверсионных операций и организации восстаний в глубоком советском тылу. Вот пример такой операции.
В июне 1943 года на территорию Коми АССР был выброшен вражеский десант – 12 парашютистов из числа советских военнопленных. Его главной задачей было спровоцировать восстание среди заключенных многочисленных лагерей, расположенных на территории региона. К 1941 году в республике насчитывалось свыше 249 тысяч заключенных. За годы войны из лагерей Коми в штрафные роты было мобилизовано больше солдат, чем все тогдашнее население республики, включая стариков и младенцев.
А вероятность массового выступления заключенных была велика. Сыктывкарский историк Михаил Рогачев в своей работе «Исправительно-трудовые лагеря Коми АССР в 1941–1945 годах» приводит такие сведения о первых военных годах в системе ГУЛАГа:
«Прекращение освобождения заключенных, аресты, неудачи на фронте вели к нарастанию тревоги среди „лагерного населения“. Опасение начала новых репрессий было всеобщим (в лагерях хорошо помнили о совсем недавних массовых расстрелах 1938 г.). Опасались также, и не без основания, что питание станет еще хуже, что „придется умирать от голода“».
Ознакомительная версия.
