Шахов холодно взглянул на него.
— И зря. Если бы вы, товарищ генерал, не относились к этому с такой иронией, то аварии в Свердловске можно было бы избежать и вы не погубили бы стольких людей, — тихо заметил он.
Я никогда не забуду, как Лебединский открыл рот и побледнел: ведь его, генерала, при постороннем одернули, как мальчишку. Через мгновение Лебединский круто повернулся и зашагал мимо нас дальше по коридору. Я хотел последовать за ним, но Шахов опустил руку мне на плечо и покачал головой. Только выждав некоторое время, он направился вслед за Лебединским. На этом наша экскурсия была закончена.
После аварии в Свердловске перед руководством биопромышленного комплекса встал вопрос: что делать с заводом? Под пристальным вниманием мировой общественности продолжать там работу с сибирской язвой было невозможно, даже несмотря на то, что город оставался для иностранцев по-прежнему закрытым.
В СССР было построено три завода, специализирующихся на производстве сибирской язвы: в Свердловске, Пензе и Кургане. Но производство велось только на свердловском заводе. Остальные заводы были резервными, имевшиеся там штаммы бактерий содержали в специальных хранилищах в ожидании приказа из Москвы о запуске промышленных линий. Военным не стояло надеяться на возобновление промышленного производства оружия на основе сибирской язвы на заводе в Свердловске, они не в силах были отменить решение о прекращении деятельности завода, которое было принято партийным руководством страны сразу же после аварии.
Давление со стороны военных с каждым месяцем все возрастало, они требовали увеличить производство биологического оружия, хотя ни партийные бюрократы, ни армейское начальство не понимали, какой смертоносной силой оно обладает, и не могли в полной мере оценить той страшной угрозы, которая связана с производством биологического оружия.
В это время руководство «Биопрепарата» ловко воспользовалось ситуацией, чтобы обернуть ее в свою пользу. Оружие на основе возбудителя туляремии, успешно разработанное на нашем предприятии, было ничуть не хуже, чем обычное вооружение. А то, что официально мы были гражданской организацией, позволяло скрывать нашу деятельность от Запада.
* * *
В 1981 году в соответствии с секретным указом Брежнева материалы и документация свердловского завода по производству биологического оружия были отправлены в Степногорск, в северный Казахстан, где размещалось одно из предприятий «Биопрепарата».
Происходящие перемены коснулись и меня лично. Работа с туляремией принесла наконец ощутимые результаты, а это в первую очередь отразилось на моей репутации. Все мои сомнения и неуверенность ушли в прошлое.
Всем скоро стало известно о планах переоборудования предприятия в Степногорске для производства сибирской язвы — в течение долгих месяцев это было у нас главной темой всех разговоров. Наиболее честолюбивые сотрудники радовались такому повороту событий, ведь участвовать в столь грандиозном проекте считалось престижным. К тому же на такие проекты обычно выделялись немалые бюджетные деньги, а значит, ни в чем отказа не будет. Да и мне тоже хотелось продвинуться по службе.
В то время я еще был в звании майора, но, конечно же, мечтал стать директором нового комплекса и, как никогда, был уверен в своих силах. Успехи в моей предыдущей работе с туляремией давали мне некоторый перевес над другими кандидатами, и я нисколько не сомневался, что справлюсь с новой работой.
Позвонив Калинину, я сказал, что хотел бы обсудить с ним возможность моего назначения на пост руководителя нового предприятия. Мне показалась, что моя прямота и напористость в какой-то мере даже импонировали ему. Была только одна сложность: в Степногорске уже был директор — полковник Давыдкин, которого назначили на эту должность всего год назад. Калинин, подумав немного, велел мне пока взять отпуск, а он решит, как лучше действовать.
Через несколько дней я с семьей уже направлялся в Степногорск. Меня назначили на должность заместителя директора нового предприятия по производству сибиреязвенного оружия.
На новом месте был устроен торжественный обед, на котором присутствовало все степногорское руководство. Полковник Давыдкин, директор предприятия, отведя меня в сторону, вдруг шутливо ткнул меня в бок.
— Канатжан, — сказал он, — все-таки здорово, что ты здесь; только ответь мне честно, ведь ты приехал, чтобы занять мое кресло?
Я рассмеялся:
— С чего ты взял? Конечно же, нет!
Но не прошло и месяца, как Давыдкина куда-то перевели, а меня назначили директором Казахстанской научно-производственной базы в Степногорске.
А тем временем в Свердловске в «Городке 19» промышленное производство сибирской язвы было официально закрыто. Военное предприятие должно было дальше использоваться лишь в качестве научно-исследовательской базы и как хранилище запасов биологического оружия. В 1983 году несколько десятков военных специалистов с уральского завода по производству сибирской язвы были переведены в Казахстан. Среди них был и Николай Чернышов.
Впервые с Чернышевым я познакомился в 1984 году. Он пришел ко мне в сопровождении начальника отдела специальной техники безопасности степногорского предприятия подполковника Геннадия Лепешкина. Эти двое разительно отличались друг от друга.
Молодой, общительный, острый на язык, Геннадий Лепешкин был очень энергичным человеком. Чернышев был немного старше Лепешкина, ему в те годы было уже под сорок, и в его густых каштановых волосах проглядывалась седина. Я о нем почти ничего не знал, кроме того, что он считался признанным экспертом.
Я ненавидел играть роль большого начальника, особенно в присутствии людей моего возраста, и очень скоро мы стали пить чай и непринужденно беседовать, вспоминая общих знакомых, работавших в «Биопрепарате» и в 15-м Управлении. Но говорили только мы с Лепешкиным, Чернышев же практически не участвовал в нашем разговоре. Когда он ставил на стол чашку, я вдруг заметил, как сильно дрожат его руки.
Перехватив мой недоумевающий взгляд, Лепешкин ухмыльнулся.
— Коля, — сказал он, поворачиваясь к Чернышеву — может, стоит рассказать нашему начальнику Канатжану о том, что ты натворил?
— Ну-ка, ну-ка, рассказывай, — с улыбкой предложил я, искренне наслаждаясь установившейся между нами дружеской атмосферой. — Даю честное слово, что тебе ничего не будет.
Я, было, решил, что Чернышев что-то напутал в расчетах, в лабораторных тестах. Он был опытным специалистом, следовательно, речь не может идти о чем-то, действительно, серьезном. Но Чернышев неожиданно покраснел. Он сидел молча и маленькими глотками пил чай.
