Ознакомительная версия.
Почему же Коко добилась гораздо большего, чем просто успех?
В 1906 году Пуаре[99] упразднил корсет. В 1908-м остриг своих манекенщиц. Был первым модельером, выпускавшим духи. Правда, не под своим именем, а под именем своей дочери Розин. Но не совершил революцию, как это сделала Мадемуазель Шанель. Однако не ошибаются ли, говоря, что Мадемуазель Шанель произвела революцию в моде? Не потрясла ли она, скорее, нравы?
Вот что услышала актриса Габриэлль Дорзиа, когда при ней впервые произнесли имя Шанель:
— На рю Сент-Оноре появилась маленькая забавная модистка.
Ее ателье уже перебралось с авеню Габриэль на рю Камбон, 14[100], на углу рю Сент-Оноре.
Мадемуазель Шанель не понравился бы этот эпитет — «забавная». И все же… К ней шли прежде всего потому, что она была забавна. Какова, да она же номер! Вот что думали о ней. Ни на кого не похожа. С ней весело. С ней жизнь меняла краски и становилась ярче, занятнее, не такой скучной, как обычно. С ней как бы выходишь из сумерек на яркий свет. Одно из первых платьев из джерси она сделала для Дорзиа. Темно-синее, прямое, еще очень длинное с жакетом в форме кардигана и маленьким кроличьим воротником. Им, как вспоминает мадам Дорзиа, снабдил начинающий меховщик. Его имя — Жак Эйм[101].
Когда-то, и так было еще в 1910 году, в пору дебютов Коко, китайские императрицы или куртизанки никогда не обрезали себе ногти. Длиной ногтей измерялась социальная значимость их красоты.
Туалеты кокоток, их шляпы — это ногти китаянок, не позволявшие им работать и превращавшие их из живых людей в дорогие безделушки.
Как загнутые ногти самых желанных китаянок отдавали их под опеку богатым и могущественным покровителям, способным оплачивать их слуг, так мода «Белль эпок» отдавала Эмильенн д'Алансон и ей подобных на милость Бальсанов.
Их видимая свобода оборачивалась рабством. Сняв с них их туалеты, Коко спровоцировала вымирание социального типа, правда находящегося уже на спаде. Конец целой породы: приспособленные к буржуазным нравам, они были потомками королевских фавориток.
Вот как описывает Кокто знаменитую куртизанку Каролин Отеро, прекрасную Отеро:
«…Настоящая коллекция блесток, драгоценностей, корсетов, китовых усов и пластинок, цветов и перьев составляла доспехи этой жрицы наслаждения. Вы видите, как она выступает совсем одна. Но это не так. Никогда она не бывает одна; ее всегда, как тень, сопровождает важный господин; лысая тень с моноклем и во фраке. Тень во фраке знает, чего стоят ее шляпы и кастаньеты. Содержать ее — то же самое, что управлять недвижимостью. Ее раздеть — все равно, что переехать в новый дом. Отеро! Посмотрите, как выпячивает она грудь. Посмотрите, как пренебрежительно измеряет из-под опущенных ресниц взглядом Минервы своих «коллег». Поглядите, как мечут огненные искры ее черные глаза. Посмотрите на нее, бросающую вызов тореадорам».
На самом деле Шанель изменила, перевернула отношения между мужчинами и женщинами. Это можно было бы давно понять, не скрывай она так упорно и мучительно правду о самой себе.
На авеню Габриэль, так же как и в Довилле, дамы толпились вокруг нее, чтобы вдохнуть воздух свободы. Коко продавала им новое искусство жить.
Вообразим, что в Версале Кандид открыл книжную лавку[102], где продавались бы произведения о грядущей революции, и что король ввел бы ее в моду, заходя туда каждый день. Это то, что произошло с Шанель: она совершила свою революцию с помощью женщин, которых эта революция уничтожила.
Я всегда ни во что не ставила деньги. Это не мешало ей по вечерам проверять кассу. Ей случалось щипать себя: не сон ли это? неужели действительно так просто сделать состояние?
Путь, пройденный начиная с Мулена, не был легок, но и не бесполезен, время не потрачено зря. Горькие пилюли, которые ей довелось проглотить, закалили ее, научили выдержке. От богатых она узнала, что такое деньги, и это помогло ей рассчитывать, устанавливая, цены. Она знала, что богачи скряжничают, экономят на необходимом, чтобы разоряться на бесполезном. Как устраивалась она с Адриенн и Антуанетт?
Когда об этом размышляешь… Это было благословенное время: Коко, Адриенн, Антуанетт и очаровательная Давелли, лицо которой светилось счастьем. Так непохожие на других женщин. Свободные! Они продавали платья и шляпы! Свободные и прекрасные! Совсем не чопорные, не ханжи. Их называли недотрогами — совсем не недотроги. Но чтобы добиться их согласия, что ж… не надо было вмешательства нотариуса, это зависело только от них, если хотите, от сердца, чаще от жажды удовольствия, от желания быть счастливой.
Это было чем-то очень новым. Еще не слишком хорошо понимали, что происходило, а главное, не догадывались что начиналось, но это завораживало. Если бы Коко только продавала шляпы и платья, она могла бы сделать состояние, но что осталось бы от Мадемуазель Шанель?
Она подарила женщинам великую иллюзию нашего времени: свободу, которую дает независимость, счастье, которое дает удовольствие.
Необходимо задаться вопросом: как сформировалась Коко, как маленькая сиротка, сбежавшая из приюта, как славная девушка из Руаллье стала императрицей вкуса, законодательницей моды, чье суждение приобретало силу закона во всех сферах Красоты и Ума? «Без Сертов, — признавалась она, — я бы так и умерла дурой».
Она говорила:
«Мне помогла война. При катаклизмах человек проявляет себя. В 1919-м я проснулась знаменитой». И конечно, добавила:
— Я этого не подозревала. Если бы знала, что стала знаменитой, то убежала бы, чтобы поплакать в уголке. Я была глупа. Думают, что я была умной. На самом деле была чувствительной и очень глупой.
Но если бы ей тогда прямо сказали, что она глупа и робка, она бы с этим не согласилась.
В 1919 году она только что перенесла свою вывеску на рю Камбон, открыв в доме № 25 бутик, где вечно была толпа людей. Потом она присоединила дома № 27, 29 и 31. Она стала в Париже модной персоной. Отнюдь не плакала в уголке. Очень веселая, живая, подвижная, много показывалась в обществе, чаще всего с великим князем Димитрием[103], внуком Александра II, племянником Александра III, двоюродным братом Николая II и внуком короля Греции Георга I. В одиннадцать лет он командовал гренадерским полком, в четырнадцать — полком пехотинцев. В 27 лет — разоренный изгнанник, но по-прежнему окруженный ореолом обаяния императорской России, надеялся вновь обрести счастье с Мадемуазель Шанель. Он познакомился с ней перед войной, когда в компании Боя Кейпела и других светских львов забывал холодные петербургские ночи. Коко никогда не говорила о нем. Злые языки вспоминали, что она была резка с блестящим великим князем:
Ознакомительная версия.
