Семья снова оказалась в Казани. Опять они сняли квартиру на Первой горе, улице, петлявшей по склону холма. Балкон нависал над садом, разбитым на крутом спуске. По какой-то странной причуде в планировке дома весь первый этаж занимали кухни. Одна из них не использовалась, и Владимир превратил ее в кабинет, забив всю книгами. Здесь он почти весь день проводил за занятиями, отрываясь только для того, чтобы помочь Марии Александровне по дому или совершить очередной опустошительный набег в университетскую библиотеку.
Та осень осталась в его памяти на всю жизнь, потому что среди книг, прочитанных им тогда, был «Капитал» Маркса. Вот когда эта книга впервые попала в его руки.
День за днем он сидел в свой кухне затворником, погруженный в изучение этого увесистого, страшно многословного труда, перенасыщенного рассуждениями и выкладками.
Из него становилось ясно, что капитал есть самое настоящее дьявольское изобретение. Однако, объявляя его таковым, автор одновременно возносил до небес буржуазную цивилизацию, основанием которой являлся капитал, и отдавал должное всем благам, что дарованы этой самой цивилизацией человеческому обществу.
Владимир был как раз в том возрасте, когда эта смесь в Марксовой теории — немецкого логического мышления и страстного мессианского порыва — не могла не взволновать его до крайности. И хотя он сам, по сути, был буржуа, поскольку жил на ренту, получаемую семьей с имения в Кокушкине (а также на пенсию матери), и при этом не имел никакого представления о том, что такое промышленный пролетариат, он тем не менее усвоил и принял теорию Маркса о прибавочной стоимости. Из Марксовой теории вытекало, что не кто иной, как пролетариат по праву должен быть владельцем прибавочной стоимости, которая до сей поры сосредоточивалась в руках капиталистов. Ему никогда не приходило в голову, ни тогда, ни позже, что теория Маркса сама по себе слишком проста и не может не вступать в острые противоречия со сложнейшим хитросплетением сил, движущих развитием индустриального общества. До конца своих дней Ленин серьезно считал, что нашел в Марксе этакого спасителя человечества, пророка, несущего людям высшую истину. Веру в Бога Владимир утратил, когда был казнен Александр. Прошло каких-то полтора года, и он нашел для себя новую религию.
Открыв Маркса и уверовав в его теорию, Владимир воспрял духом. Он словно витал в облаках. В своих мемуарах Анна повествует о том, как вечерами, спустившись к Владимиру в его кабинет-кухню, она выслушивала его восторженные, полные страсти речи, в которых он развивал перед ней новую, усвоенную им философию: «…Он с большим жаром и воодушевлением рассказывал мне об основах теории Маркса и тех новых горизонтах, которые она открывала. Помню его, как сейчас, сидящим на устланной газетами кухонной плите и усиленно жестикулирующим. От него так и веяло бодрой верой, которая передавалась и собеседникам. Он и тогда уже умел убеждать и увлекать своим словом. И тогда не умел он, изучая что-нибудь, находя новые пути, не делиться этим с другими, не завербовывать себе сторонников».
К тому времени, когда Владимир открыл для себя Маркса, многих молодых людей, особенно в студенческой среде, Маркс ошеломил своей теорией. Они образовывали небольшие кружки, чтобы изучать его работы. И в Казани существовал такой кружок, созданный студентом Казанского университета Федосеевым.[9] Владимир о нем и не ведал, но даже если бы ему было известно об этом кружке, вряд ли он рискнул бы примкнуть к нему из боязни быть замешанным в политику.[10]
Помимо Веретенниковых, в доме Ульяновых почти никто не бывал. За все время, проведенное в Казани, как вспоминает Анна, Владимир имел две тайные встречи с мало кому известными людьми, в прошлом революционерами: пожилой женщиной, бывшей участницей «Народной воли», и каким-то студентом. Нет сомнения в том, что Владимир, увлеченный Марксом, имел некоторые контакты со студенческими группами, изучавшими явления в жизни общества с позиций Маркса. Он даже познакомился с Федосеевым, но кружок Федосеева прекратил свое существование в июле 1889 года, все его участники были арестованы. Если бы в тот момент Владимир был в Казани, он вполне мог бы разделить их участь. Но так случилось, что он отсутствовал. Дело в том, что за несколько месяцев до этого Мария Александровна купила имение под Самарой, в двухстах километрах южнее Казани.[11] Новое имение предназначалось Владимиру. Она хотела, чтобы он остепенился, стал владельцем и хозяином собственной усадьбы и земли.
Больше всего на свете Мария Александровна боялась, что Владимир станет революционером, как его старший брат. Ей хотелось жить в мире и покое, чтобы ее не мучил страх, что в любую минуту в их дом может прийти полиция, забрать ее второго сына и бросить его в тюрьму или наказать еще суровее. Она знала о его увлечении марксизмом и тревожилась за него. Так возникла мысль о покупке имения. Владимир нехотя согласился, и земля была куплена. Это было крупное имение, расположенное километрах в пятидесяти восточнее Самары. Мария Александровна предложила семье переехать туда. По ее предположениям управлять имением и заниматься сельским хозяйством должны были Владимир и Марк Елизаров, жених Анны. По счастью, в Самаре не было университета. Место было подходящее; там можно было поселиться и мирно жить, позабыв о прошлом.
В распоряжении семьи оказалось более двухсот десятин земли. Тут были степные участки, лес, мельница, конюшни, озеро. Помещичий дом был скромным, роскошью и величиной не отличался. Поблизости находилась деревенька Алакаевка. За все эти владения Мария Александровна заплатила семь с половиной тысяч рублей — сумму, вырученную от продажи их дома в Симбирске. Купчая была оформлена Марком Елизаровым, уроженцем тех мест. Он вырос в одной из деревушек недалеко от Алакаевки. С Анной он познакомился в Петербурге, где учился в университете. Елизаров приятельствовал с Александром, но близким его другом не был. Марк подкупал сердечностью и мягким характером. Мария Александровна любила Марка, доверяла ему и не могла дождаться свадьбы, которая должна была состояться некоторое время спустя в том же году. Больше всего ей нравилось в нем то, что он не проявлял ни малейшего интереса к политике. Бедная, откуда ей было знать, что и он станет революционером!
История имения была такова. Раньше оно было частью крупного земельного хозяйства, объединявшего несколько деревень. Хозяйство это принадлежало некоему Сибирякову, владельцу золотых приисков в Сибири. Разбогатев, он в 70-х годах загорелся идеей создать крупную ферму и внедрить на ней самые передовые для той эпохи технологии. Сибиряков закупал за границей паровые плуги, сооружал амбары, конюшни, скотные дворы из кирпича и глины и пытался учить крестьян, как надо возделывать землю, чтобы она давала хорошие урожаи. Он отличался добродушием, был не глуп, придерживался либеральных воззрений и сочувственно относился к политическим ссыльным. Интересно отметить, что в имении Сибирякова какое-то время жил известный писатель Глеб Успенский, посвятивший свое творчество описанию тяжкой доли крестьянской бедноты. Надо сказать, что именно местные деревушки и их обитатели дали ему богатую пищу для сочинений. А Сибиряков строил школы, нанимал на свои деньги учителей и следил за тем, чтобы крестьянские дети учились. Он тратил деньги щедрой рукой, даже слишком щедрой. Огромное сельскохозяйственное предприятие, созданное им, оказалось в конце концов убыточным, и ему пришлось мало-помалу сворачивать дело, распродавая землю. Задолго до того, как был продан последний надел земли, Сибиряков перебрался в Петербург.
