В 1983 году пост-индустриальный андеграунд достиг своего пика в резком росте числа кассетных лейблов, фэнзинов и выступлений. «1980 — 1985 годы были потрясающими, — соглашается Уильям Беннетт. — С творческой точки зрения они очень насыщенные. В то время в Лондоне находилось множество интересных людей. Мы часто выступали, у нас были большие ожидания и предвкушения. Мы видели нечто совершенно новое в плане содержания и музыки. Однажды все это откроют, как испанцы открыли ацтеков и инков. Но, следуя исторической аналогии, пока этого не замечают, будет только лучше». «Время было отличное, — говорит Филип Бест. — Особенно если вам 15 лет, и вы сбежали из дома. Все, кого я встречал, имели какие-нибудь необычные проекты или смутные планы, практически без исключения связанные с сексом и смертью, или какой-нибудь уникальный личный закидон. Позже последователи индустриальной культуры многое упростили и превратили в правила. Но в те несколько месяцев возможным казалось все, и многие, кто там был, вынесли из происходящего какие-то уроки».
Стэплтон все это ненавидел. «Музыка была основана на синтезаторах, а я их терпеть не могу, — говорит он. — Я никогда их не использую. Только Химан играл на первом альбоме, но это все. Я не имел к отношения к той тусовке. Знаю, создается впечатление, будто на самом деле это не так, но тогда меня полностью поглощало происходящее в Европе, и вся индустриальная музыка казалась полной ерундой. Мне ничего не нравилось. Фозергиллу тоже, и он никогда не считал, что наша музыка имеет отношение к Throbbing Gristle и остальным группам».
И все же в конце работы Throbbing Gristle, задававших уровень всем остальным, появились бесчисленные фэнзины и кассетные лейблы, стремящиеся запечатлеть настоящее наводнение немузыкального искусства, черпавшего в них вдохновение. Одним из наиболее интересных лейблов такого рода был Third Mind, основанный Гэри Левермором. «Я узнал о Nurse With Wound примерно в 1980 году, в шестом классе школы, когда читал рецензии на альбомы в Sounds, хотя моим первым приобретением стал альбом Homotopy To Marie в начале 1982 года, — рассказывает он. — Это произошло в самый разгар подросткового периода открытий, когда я активно искал другую музыку и покупал все, что мог найти на некоммерческих лейблах вроде Ralph, Recommended и Atatak, а также то, что мог пропустить на индустриальной сцене. United Dairies Стива Стэплтона и Джона Фозергилла стали главной целью поисков, и Homotopy To Marie был явно другим, особенно для подростка, ничего не знающего о конкретной музыке, дадаистах или других левых влияниях на Стива Стэплтона».
Вдохновившись новыми группами, о которых он вычитал в фэнзине Бэланса Stabmental, Левермор решил заняться тем же, несмотря на работу в банке Barclays в Кенте. Вместе с несколькими друзьями он почти в насмешку собрал Herne Bay Temple Ov Psychick Youth, воодушевленный пропагандой Храма еще до выхода первого альбома PTV. Кроме того, он сделал несколько интервью для первого выпуска Tone Death, получив материалы от Криса и Кози, The Legendary Pink Dots, SPK, Whitehouse и Nurse With Wound.
«В то время я собирался выпускать второй Tone Death, — рассказывает он, — и спросил у групп, с которыми состоял в контакте, было бы им интересно предоставить треки для сборной кассеты, отражающей, по моему мнению, то, что являлось второй волной индустриальной музыки. Я хотел включить в нее музыкантов всего спектра андеграунда, от уже известных корифеев вроде Криса и Кози и Nurse With Wound до экспериментальных рок /поп групп вроде The Legendary Pink Dots и мутирующих секвенсерных ритмов Portion и Control Attrition. К моему удивлению, почти все, кому я написал, согласились участвовать, и Стив Стэплтон прислал три замечательных композиции Nurse, две из которых вошли в двухкассетный сборник».
Этими композициями Nurse были «Someone Others Garden» и «The Strange Play Of The Mouth», последняя — измененная сентиментальная песенка Лоры Феррари, итальянской подружки приятеля Стэплтона Дэвида Эллиота, в то время писавшего для Sounds. Благодаря 500 фунтам, вложенным родственником, в феврале 1983 года кассета вышла на лейбле Левермора Third Mind под названием Rising From The Red Sand — парафраз из романа Берроуза «Города красной ночи». Первый тираж из 250 копий разлетелся благодаря помещенной в Sounds восторженной рецензии Дейва Хендерсона, который использовал этот релиз для запуска рубрики Wild Planet! — дружественной карты новой музыкальной территории. В ней рассказывалось о Nurse With Wound, United Dairies, Whitehouse, Foetus, The Legendary Pink Dots и Throbbing Gristle, а также об их потенциальных предшественниках АММ или The Velvet Undergrоund. «Андеграунд, свободная форма, эксперименты, авангард, индустриальное направление — называйте это как угодно, — писал Хендерсон, — но в мире существует процветающая подструктура групп, стремящихся создавать совершенно иную музыку. Они не являются каким-то четким объединением, а представляют собой сеть друзей, находящихся в случайном и периодическом контакте». Следом за Wild Planet! Хендерсон выпустил сборник The Elephant Table Album, где было представлено множество групп, о которых он писал — включая Nurse With Wound и Coil, — и которые неудачно окрестил «сложной музыкой».
«Равноденствие» стало попыткой определить это неясное новое движение. Его организаторами были Мэри Дауд, ее тогдашний приятель Джон Мерфи, парикмахер Роджер Смит и вездесущее трио Produktion, причем двое, Херст и Гловер, помогали координировать это событие, находясь в Австралии. «Мэри Дауд была странной, — рассказывает Бэланс. — Она жила с Джоном Мерфи и иногда дожидалась, пока он уснет, а потом начинала колотить его, тыкать кулаком в лицо и бить об него посуду. Жуткая тварь. Уверен, она бы с этим согласилась. Помню, как Дауд подралась на „Равноденствии“. Она носила ожерелье из колючих шариков, у нее была бритая голова, и в какой-то момент она стала наезжать на аудиторию. Еще там бродил Джорди Валлс, который тоже периодически бил тех, кого не узнавал. В общем, все было экстремально», Валлс ничего не помнит о «Равноденствии», но в его дневнике за тот вечер есть замечательно краткая запись: «Кооператив музыкантов до трех ночи».
«Я знал кое-кого, кто был связан с Кооперативом, и так сложилось, что нам удалось арендовать это место на вечер, — рассказывает Мерфи. — Некоторые из имевших отношение к Кооперативу были против. Наверное, им просто не нравилось индустриальное движение и его культура. Толпа была агрессивна, любила подраться, и люди из Кооператива это не одобряли. Помню каких-то пьяных деловых парней, которые свое уже отвыступали и начали ругаться с другими группами, которые выходили на сцену, включая меня и Роджера Смита. Им не нравился наш звук, само выступление, и Дэвид Тибет чуть не полез в драку с одним из этих идиотов». «Места в Кооперативе было крайне мало, — говорит Дауд. — Площадь маленькая, без сцены, сесть негде. Люди периодически выходили в соседний паб, еще и потому, что туалеты были кошмарными. В конце концов, это же просто репетиционная комната».
