Он читал книги по философии, медицине, разведению скота. Селекционер Д. Себрайт сообщал, что самки «тянутся» к энергичным самцам и те получают преимущество при размножении, Чарлз записывал: «Образовать все сословия, избегать смешивания каст, улучшить женщин (двойное влияние), и человечество улучшится…» «М-р Уиллис говорит о длинноухих щенках… скрестить с сестрой или братом того же выводка, щенки мелкие, слабоумные….» (Кто такой Уиллис — видный зоолог? Нет, это парикмахер Дарвина.) В апреле он редактировал «Птиц» для многотомника, жаловался, что теряет время — надо писать о геологии, сроки прошли, издатель бранится, — и задавал себе новые вопросы. «Есть ли нервная система у насекомых? Даже у растений есть привычки. Очень важно наблюдать, как дети начинают сосать, как цыпленок начинает клевать». «Изучить Белла о эмоциях, ибо если усмешка человека по-собачьи обнажает его зубы, без сомнения, это привычка, полученная, когда он был бабуином с собачьими зубами… Смех — модифицированный лай, улыбка — модифицированный смех. Лай — способ сказать другим хорошие новости, позвать на помощь».
В мае он гостил у Генсло, хвалился сестрам, что его принимали как «льва», отдохнул, подумывал перебраться в Кембридж. Но в Лондоне он тоже стал «львом»: 21 июня его по рекомендации Лайеля избрали в самый престижный клуб, «Атеней». Обедал там «как джентльмен или скорее как Бог», писал, что против ожидания там все очень здорово, даже можно встретить Диккенса. Но важнее была встреча с физиологом Мэйо: беседовали о раздвоении личности. А Фоксу он писал, что его главное хобби — «гибриды животных». Хобби много, все интересно, хоть разорвись.
Генсло Веджвуд, сын дяди Джоса, женился на Фанни Макинтош, дочери профессора Университетского колледжа, молодые поселились по соседству с Эразмом, Чарлз у них бывал. Наезжали веджвудовские девицы, в письме домой отметил «приятные манеры» одной из кузин, Эммы. Опять захворал: боли в сердце, голове, желудке. Поехал развеяться в шотландскую долину Глен-Рой, где был странный ландшафт: холмы повышались отчетливо выраженными параллельными ступеньками — «террасами», а между ними пролегали ровные дорожки — все это выглядело как специально сделанное кем-то. Он видел такое в Чили. Предположил, что местность некогда была берегом моря — оно, отступая, образовало эти удивительные «постройки»; начал писать о них статью и выздоровел. 15 июля приехал в Шрусбери, начал взамен окончившейся книжки «С» книжку «D», завербовал в помощники садовника, допрашивал соседских конюхов и коровниц. «Число котят в помете такое же, как у львов? Больше ли сосков у домашних животных?» «Фокс говорит, если скрестить обычного и китайского гуся, шея у него будет не средней длины, а как у обычного». «Фокс говорит, все голубоглазые кошки глухие — корреляция». «Видя, что писали фон Бух, Гумбольдт, Сент-Илер, Ламарк, я не претендую на оригинальность идеи, хотя и пришел к заключениям самостоятельно, сведение фактов в закон — моя единственная заслуга, если таковая имеется…»
В Шрусбери он также завел книжку «М» — «метафизика». Первые записи в ней делал на основании разговоров с отцом — тот рассказывал о наследственности, лунатиках, алкоголиках; впервые Чарлз говорил с Робертом как с коллегой и понял, что у него можно многому научиться. «Гордость и подозрительность — отец говорит, такие люди чаще всего сходят с ума… Отец думает, что люди глупые очень плохо помнят, что происходило с ними в раннем возрасте». И тут же, чтобы проверить себя — не глуп ли? — написал короткие воспоминания о своем детстве, допытывался у сестер, что они помнят. Хотел наблюдать за каким-нибудь младенцем, такого не нашлось, но родила собака Нина, записывал все про ее детей. И еще надо изучать чувства: что такое гордость? Что такое свобода воли? Совесть? «Я заметил, собаки получают удовольствие, когда делают то, что считают своим долгом, — приносят корзинку, палку Они стыдятся, когда сделали что-то неправильное — украли мясо, испачкались, убежали. Их поведение похоже не на страх, а на стыд».
«Птицы поют не инстинктивно, они учатся, как мы… не может ли это быть связано с их способностью учиться говорить?»
«Красота — инстинктивное чувство… это объясняет, почему у нас одно представление о красоте, у негров другое, но не объясняет представление отдельного человека… красота в ритме и симметрии».
«Почему быки и лошади, разные животные, раздувают ноздри, когда возбуждены любовью? Жеребец, облизывающий вымя кобылы, в точности похож на мужчину, целующего женскую грудь». В конце июля он сообщил отцу, что, во-первых, намерен жениться, во-вторых, испытывает религиозные сомнения. Отец женитьбу одобрил, а сомнения рекомендовал оставить при себе. 29 июля Чарлз поехал в Мэр.
Эмме Веджвуд 2 мая исполнилось 30 лет, она была на полгода старше Чарлза. Роскошные волосы, свежий цвет лица, идеально сложена. В семье ее звали «неряхой», она не умела и не любила одеваться, ничего не смыслила в хозяйстве. Когда она родилась, ее мать была больна (чем — неясно), занимались ею и ее младшей сестрой старшие, все как у Чарлза. Ее баловали, уроками и рукоделием не утруждали. В школу ходила лишь с четырнадцати до пятнадцати лет. Стреляла, плавала, каталась на коньках. Была очень музыкальна, сам Шопен давал ей уроки. К другим искусствам равнодушна. Дружила с сестрой Чарлза Каролиной. Последние десять лет была сиделкой при матери, выучилась уходу за больными и полюбила это занятие. Флегматичная, ничего общего с Фанни Оуэн, кроме любви к спорту и бесстрашия. Дочь Генриетта вспоминала: «Веселье, шутки, игры — все это было от отца»; «ее [матери] обаяние трудно выразить, но близко ее знавшие чувствовали его. Знакомые же часто неверно ее понимали и пугались ее вечной серьезности. Она была необычайно естественна, никогда не притворялась, легко утомлялась от людей и находила их скучными. Она трудно сходилась с незнакомыми… Ничто никогда не было для нее бременем, она не зацикливалась на проблемах… не терпела сентиментальности, но радовалась выражениям любви отца, хотя сама не умела выражать любовь… Спокойная сила моей матери сделала ее самым успокоительным человеком, какого я знала». Пока Чарлз был в экспедиции, она без объяснения причин отказала пяти женихам, так что нельзя исключить, что с ее стороны чувство возникло давно. О генезисе его чувства не известно вообще ничего. Скрытные люди, истинные британцы.
Совету отца он не последовал: сомнения выложил сразу. Эмма каждую строку Библии принимала буквально, был трудный разговор, после которого она писала любимой тетке, Фанни Аллен: «Он самый откровенный человек, какого я встречала… он, наверно, самый нежный человек на свете». Но Чарлз, похоже, не понял, как она к нему относится, и 1 августа вернулся в Лондон, не сделав предложения. Отправил ей обычное, пустое письмо, она не ответила. Занимался геологией и «Птицами». Не выходили из головы слова отца о том, что глупцы не помнят прошлого: по памяти восстановил хронологию своей жизни с четырехлетнего возраста и до конца дней продолжал ее вести.
