...После двух недель невообразимого счастья Николай собирался в дорогу, — нужно было возвращаться в Россию, домой. Последний вечер в Германии он провел в комнате Алике. Он в своем дневнике сделал такую запись: «Мы долго были вместе, она была необычайно нежна со мной... это так необычно — приходить и уходить, когда хочешь, без малейшего ограничения. Как грустно расставаться с ней, хотя бы на одну ночь...
Заперевшись в своей каюте на императорской яхте «Полярная звезда», которая увозила его на восток, к русской столице, Николай чувствовал, как его сердце переполнилось любовью и грустью. У него на пальце поблескивало обручальное кольцо. «Впервые в жизни я надел кольцо на палец. Мне кажется, что это смешно. Но ничего не поделаешь, ведь оно — символ обручения», — записал он в своем дневнике.
Но с приездом в столицу его путешествие не закончилось. Теперь нужно было ехать в Гатчину, чтобы рассказать все о своей поездке, о случившемся в Германии матери. Родители по такому случаю созвали всех членов семьи. Царь в кос- тюме охотника обнял его. Он с рассвета охотился и даже убил утку, и не успел даже переодеться. Ему очень понравились телеграммы от Алике и королевы Виктории. После того как завтрак завершился, цесаревич увел мать в парк, чтобы там, наедине с ней, без сопровождающих, все ей подробно рассказать, доверить ей свои самые сокровенные чувства.
На следующий ;1,снь он должен был возвращаться в Санкт-Петербург. У него там оставались невыполненные обязательства. Вернее одно, но очень важное. Здесь следует подчеркнуть, что среди неопровержимых достоинств этого молодого человека верность занимала первое место. Как и большинство молодых людей, доживших до двадцатишестилетнего возраста (он родился 18 мая 1868 года), он познал женщину, и не одну. Он всегда был мало склонен к любовным приключениям, с детства отличался серьезностью, и, вероятно, долгое время вел бы монашескую жизнь, если бы сами его воспитатели не подтолкнули его к этой авантюре.
Она произошла весной 1890 года, несомненно, кем-то подготовленная с точной целью, встреча с молодой, семнад- датилетней балериной балетной труппы императорского двора, которую звали Матильда Кшесинская. Хрупкая, маленького роста очень подвижная, вся такая воздушная, с лебединой шеей, смеющимися глазками, Кшесинская стала впоследствии лучшей балериной своего поколения. Мно- 1Ие даже говорили, что она — гениальная танцовщица.
Сам царь Александр III, поздравляя балерину с ее успехом, в своей ложе представил ее своему сыну. Пожимая ее «аленькую, как у птички лапа, ручку, он сказал ей: «Так будьте же украшением и славой русского балета».
После этого ее пригласили на ужин с императорской семьей.
В тот вечер, в своей комнате, в Гатчинском дворце, Ни- вояай вспоминал эту встречу в царской ложе: как их взгляды встретились, как оба они чуть покраснели, как дрожал голос и у нее и у него, выдавая тревожное, сладкое волнение...
- 'Николай, этот неопытный кавалер, ничего не знал об «с!сусстве галантного обхождения, и даже не пытался искать Новой встречи с балериной. Но она сама, эта хитроумная девушка, очень скоро разузнала распорядок дня цесаревича. Ей стало известно, что почти ежедневно Николай со своей сестрой Ксенией выходили на балкон Аничкова дворца, Ч*«бы сверху понаблюдать за разношерстной толпой, заполнявшей Невский проспект.
Кшесинская теперь каждый день в определенное время останавливалась перед дворцом, высматривая своего очаровательного принца, сгорая от желания поскорее его увидеть. Весь май после из встречи она украшала свою комнату русскими трехцветными флажками с голубой, белой и красной полосками.
Ее специально вызывали в Красное Село, где она давала концерты для офицеров в военном лагере.
Все лето Николай довольно часто виделся с юной балериной. Но сам он никогда к этим встречам не стремился. Он теперь постоянно думал о своей блондинке, этой северной принцессе, об Алике Гессенской, образ которой все время стоял у него перед глазами.
Но потом произошло то, что и должно было произойти. Николай по достоинству ценил громадный талант балерины и присутствовал почти на всех ее спектаклях. Он в своей ложе подолгу болтал с ней перед поднятием занавеса. После окончания представления любовники укатывали куда- нибудь на тройке, и эти долгие ночные прогулки крепче привязывали их друг к другу.
Матильда, конечно, прекрасно знала, что Николай на ней никогда не женится. Ему хватило мужества однажды признаться ей в том, что одно прекрасное видение постоянно его преследовало — видение очаровательной принцессы...
Матильда тогда часто плакала. Но ее увлеченность этим молодым человеком была настолько непреодолимой, что она была готова заранее идти на любые жертвы. Она знала, что с ним ей не видать счастья, но, тем не менее, никак не могла вырвать эту занозу из сердца. К счастью, ее карьера отвлекала ее, не давала так сильно страдать.
Николай* очарованный такой ее искренностью, непринужденностью, привязанностью ее к нему со свойственным ей чисто русским фатализмом, сам терял голову, проявляя свою полную беспечность.
Кшесинская, такая легкая, воздушная, такая проворная, как белочка, продолжала взлетать по ступенькам славы.
И в тот вечер, перед тем, как подвергнуть анализу свою совесть, он вспоминал этапы ее стремительного восхождения:в 1891 году она станцевала фею в «Щелкунчике», затем принцессу Аврору в «Спящей красавице». На всех ее репетициях присутствовал П.И. Чайковский. Однажды после спектакля он пришел к ней в грим-уборную, чтобы поздравить танцовщицу с большим успехом. Он предсказал ей великое будущее. Она станет такой же, как Анна Павлова или Тамара Карсавина, если не затмит их обеих.»
Эта похотливая женщина, больше влюбленная в себя, чем в своего императорского любовника, думающая только об одном, как оставить свой след звезды на небосводе славы, понимала, что ей придется расстаться с Николаем, расстаться без особого шума, как можно тактичнее. Она одерживала в театре один триумф за другим, но чувствовала, что занимает в сердце Николая все меньше места.
...Николай в конце концов решил порвать со своей юной любовницей. Он пришел к ней, чтобы проститься,
—Я попросил руки принцессы Гессенской Алике, — сказал он твердо. - Ия счастлив, что она приняла мое предложение.
Слезы жгли глаза Матильды, и она не смогла их сдержать.
Они решили попрощаться на пустынной сельской дороге неподалеку от Царского Села. Она сидела в карете, набросив на плечи бледно-голубую воздушную, словно облако, шаль. Он ехал на лошади перед ней. Сухо, без особой горечи, попрощавшись с ней, он повернул лошадь. Матильда разрыдалась в своей двухместной карете. Она долго плакала. Ее учитель Мариус Петипа, увидав ее с таким изменившимся, смертельно бледным лицом на репетиции, утешил ее такими словами:
