«Беглец» не стал придумывать различные оправдания своему поступку, а пришел с Фроленко к командиру полка и все объяснил. Потом Анатолия вызвали к комдиву Ф. А. Агальцову «для знакомства». Позже на строгий запрос из школы генерал Агальцов ответил: «Хорошие летчики нужны здесь не меньше, чем в тылу».
Машину Анатолий получил спустя месяц и не посчитал для себя зазорным пойти ведомым. Через пять дней Расницова назначили ведущим. Свой первый боевой вылет с группой он сделал к Днепру, который клокотал огнем и свинцом.
Пройдет незначительное время, и Анатолий Расницов станет одним из лучших разведчиков, которому по плечу будут самые сложные полеты в любое время суток и в любую погоду…
Вот что узнал я из рассказов подполковника Анатолия Ивановича Митрофанова, командира 800-го штурмового авиаполка.
Вместе с Григорием Фроленко перегонкой самолетов занимался и Сергей Чепелюк. Однажды, доложив командиру полка о выполненном задании, Сергей чуть замялся, но затем решительно продолжил:
— У перегонщиков есть просьба — хотят остаться в полку. — Чепелюк развернул приготовленный список, зачитал:
— Коптев, Махотин, Смирнов, Карпенко… Добрые хлопцы! Вы же сами видели их посадку. Погода-то какая — черт ногу сломит! Особенно тут есть один настырный… Коптев его фамилия.
— Ну давай этого настырного, — сказал подполковник Митрофанов.
— Лейтенант Коптев. Перегонщик, — бойко доложил сухощавый, русоволосый паренек.
На все вопросы отвечал четко, чувствовалась настоящая военная косточка. Ко всем доводам и просьбе, чтобы оставили в полку, добавил:
— Перед батей стыдно. Он думает, что я воюю…
И рассказал об отце — Иване Акимовиче Коптеве. Участник первой русской революции 1905 года, он прошел окопы империалистической войны. Был ранен, перенес тяжелую контузию. В феврале семнадцатого года возглавил ротный комитет. А в октябре вместе с путиловскими рабочими и матросами брал Зимний.
— Батя воевал за Советскую власть, — закончил рассказ Михаил, — а я кантуюсь в «запе»…
— Ладно, лейтенант. Логика в твоей просьбе есть. Буду докладывать по инстанции, — пообещал ему подполковник Митрофанов.
Радовались перегонщики, когда им сообщили, что командир корпуса генерал Рязанов разрешил всем остаться в полку. При этом генерал предупредил комполка — молодых летчиков ввести в строй, но без спешки.
…Наступила осень. Погода не баловала авиаторов. Все реже и реже выдавались ясные, солнечные дни. От аэродромов до Днепра было недалеко — около двух десятков километров. Но все чаще над ним висела низкая облачность с мелкой моросью.
В ночь на 25 сентября 1943 года части 7-й гвардейской армии форсировали Днепр. Пехота переправилась на противоположный берег, захватила небольшой плацдарм у села Домоткань, но перебросить артиллерию и другую боевую технику было нельзя ввиду предпринятых фашистами яростных контратак и непрерывных ударов авиации. Сложилась довольно тяжелая ситуация.
Днем на НП генерала Шумилова срочно вылетел командующий фронтом. Там его встретили командарм, генералы Рязанов и Подгорный. Обстановка действительно была критической; над плацдармом не умолкала артиллерийско-минометная канонада, в воздухе роились стаи «хейнкелей» и «фокке-вульфов».
Такого адского огня, какой противник обрушил на десантников и переправы, по словам Шумилова, ему не приходилось видеть даже под Сталинградом. А командарм знал, что говорил, ибо не раз доказывал мужество и стойкость у твердыни на Волге.
Нелестно отозвавшись о бездействии истребителей генерала И. Д. Подгорного, командующий фронтом отдал приказ немедленно организовать патрулирование над плацдармом, перехватывать и уничтожать вражеские бомбардировщики еще на подходе. Генерал Рязанов, сориентировавшись в обстановке, дал указание по рации командиру 820-го полка майору Чернецову нанести массированный удар по немецким танкам, которые непрерывно атаковали защитников плацдарма.
Одновременно с штурмовиками на боевой курс легли истребители прикрытия. Их ведущий — Герой Советского Союза капитан Луганский.
В тот вылет, связавшись по радио с флагманом истребителей и назвав свои позывные, майор Чернецов по голосу узнал своего давнего друга, с которым вместе воевал в Финляндии. Неисповедимы фронтовые пути!
Волнами к переправам приближались «юнкерсы», над ними осами вились «мессеры». Самолеты противоборствующих сторон шли на сближение. Стена на стену: кто — кого?
В какой-то момент из-под плоскостей «илов» огненными струями сорвались эрэсы, раскаленными стрелами прочертили небо. Залп их настолько был неожиданным, что расколол плотный строй бомберов. Несколько вражеских машин вспыхнуло. Начиненные бомбами, они рвались в воздухе, поражая осколками летящие рядом экипажи.
Гитлеровцы явно не предполагали атаки штурмовиков. Обычно им препятствовали истребители.
«Горбатые» снова как бы проткнули вражеский строй и, несмотря на огонь воздушных стрелков противника, ударили по «юнкерсам» из пушек. Поспешно освободившись от бомбового груза, те повернули на запад…
Истребители прикрытия уже разворачивались для преследования, но в наушниках ведущего раздалась команда Рязанова: «Группа „хейнкелей“ выходит к переправе. „Первый“[15] приказал любой ценой не допустить, чтобы они сбросили бомбы. Как понял?!»
«Хейнкели» уже заходили для пикирования. Капитан Луганский атаковал флагманскую машину. Приблизившись, рубанул ее винтом по рулю высоты. Бомбардировщик, потеряв управление, камнем рухнул на землю. Ни одна вражеская бомба не упала на переправу…
Напряжение не спало и во второй половине дня. Теперь со стороны Александрии к плацдарму вышли одновременно четыре группы «юнкерсов» (по восемнадцать самолетов в каждой).
Понятно, что спасти плацдарм от прицельного бомбометания могли только штурмовики. И они появились. Над НП командира корпуса шла восьмерка «илов» во главе с ведущим капитаном Д. Нестеренко. 8 против 72 «юнкерсов»!
И Рязанов рискнул — приказал атаковать «лапотников» (так называли Ю-87 за неубирающиеся шасси в обтекателях, похожих на лапти).
Свидетели того боя рассказывали, что в воздухе творилось что-то невообразимое от грохота пушечных и пулеметных очередей, визга срывающихся с балок реактивных снарядов — эрэсов, рева самолетных двигателей. Воздушная схватка продолжалась недолго — минут пять. Десять «юнкерсов», объятых пламенем, упали в районе Бородаевки, остальные, освободившись где попало от бомбового груза, ретировались. Командующий фронтом И. С. Конев приказал доставить к нему на КП капитана Нестеренко. Здесь Иван Степанович лично вручил ему орден Александра Невского.
