Сколько помню себя, всегда было общее дело. Сейчас это война. До нее общим делом было все то, что называлось "наше время". Его любили, романтизировали. Быть в такой чести у современников — <105> редкая удача для времени. Время, "когда все сбывается". Время, "когда все начинается с нас". А все, что до, — потоп, вывернувший, унесший культурный пласт предшественников, и родовые корни, и само представление о них.
Война бередит — что-то еще такое вводит в духовный оборот, чего не было до нее…
* * *
"Совершенно секретно! Срочно!
…пункт 2. Разрушения при отступлении… Противник должен получить совершенно негодную на долгое время, незаселенную пустынную землю, где в течение месяцев будут происходить взрывы мин… Адольф Гитлер".
* * *
"Слушали. О найме пастуха на сезон лето 1943 года.
Постановили.
Нанять пастуха Павлова Николая на сезон 1943 г. пасти скот в личном пользовании колхозника за оплату с коровы 16 кг. ржи, 16 кг. картоф., 25 руб. деньгами, вынос 4 яйца с коровы. С козы ржи 8 кг., картоф. 8 кг., деньгами 15 руб., 2 яйца вынос. С овцы 4 кг. ржи, 4 кг. картоф., 10 руб. и вынос 2 яйца. Питание готовое, т. е. колхозники, а одежда и белье и обувь, а также спецодежда в счет вышеуказанной платы".
* * *
С точки зрения войны. С позиций войны обо всем. Что же иное, кроме жестокого диктата войны. Чувство сострадания порой тоже перерабатывается во что-то угодное войне. Я не выше, не мудрее, не подлее и не чище войны. Я тоже принадлежу ей.
* * *
Девушка поет:
По улице идитё,
Играйте и пойтё,
Мине беспокойтё
И спать мине на дайтё.
И был в ее пении такой яростный зов жизни. <106>
* * *
"При трудностях связи проволокой и отказа в радиосвязи немедленно организуйте в дивизиях службу летучей связи (конные по принципу эстафеты)…
В полках немедленно закодировать карты и впредь по телефону переговоры только по кодирован, карте или условными наименованиями. О противнике передается в открытую.
Командарм 30".
* * *
По избе носятся соседские дети — мал мала меньше. Их отец, Егор, пропал без вести, мать на дорожных работах, и они набиваются сюда в избу, к старухе. Их суета мешает бойцу, громко рассказывавшему свои военные "охотничьи рассказы".
— Молчи, безотцовщина! — напустился он на детей. — Уйми ты их.
— У Легора (Егора) дети дробные, — сказала старая. — Как их уймешь. Тот молчит, а тот пищит.
— Ребята что мокрицы, от сырости заводятся, — рассудительно сказал рассказчик.
— Ладно тебе, докашливай свое, — призвал бойца его слушатель.
* * *
Бригадир обходила избы, ругала молодую:
— Старухи пятидесяти лет бегут на работу, а эту, гляди, шевелить надо. Сидит на заду сидя.
* * *
Немец, седой, прихрамывающий, негодный — "тотальник". "Кто ничего не делает для войны, должен быть уничтожен" (Гитлер).
* * *
Председателю сельсовета:
"Учитывая срочность работ, имеющих первостепенное значение, предлагаю под вашу личную ответственность завтра же к 9 часам утра выслать полностью все подводы и всех людей согласно наряда райисполкома.
За невыполнение настоящего решения вы будете привлечены к строгой ответственности и по всем строгостям <107> военного времени как за срыв срочных работ, имеющих первостепенное оборонное значение".
А лошади еще в чесотке. И ведь сказано: если пришлешь больную — тоже ответишь "по всем строгостям".
* * *
В войне поначалу как в хаосе. Ты ничтожная былинка ее, может еще не потерявшая своих представлений о том о сем, еще с чувством ответственности за происходящее, вернее, за то, как это происходящее происходит. Потом в этом хаосе окантовываются лица — те, с кем тебе быть. У вас все общее — и бомбы, и холод, и противостояние врагу. Начисто лишенная уединения, не принадлежишь себе, и это тоже способствует применению к окружающим. Уже включена в единую с ними кровеносную систему. И, боже мой, тебе уже легче, роднее с ними, в тебе уже бродят частицы их крови, ты проще, выносливее, тебя меньше мучит совесть, и чувство личной ответственности растворилось вместе с твоим растворением. Ты обработалась войной. И именно тогда слышишь о себе лестные отзывы.
* * *
— Как немцы подходили — все уехали, ни подо мной, ни надо мной нет никого. Чудно. Вишу над землей под небом. А выбили немцев — воротились. Как да что, почему жив, не застрелен врагом? Говорю все как есть, и лопни моя утроба, если что вру. Но послушал их да и впал в сомнение. Может, они знают обо мне того, чего я сам не знаю.
* * *
Реку тяжело завалило снегом. Торчит кустарник.
А в лесу сухие рыжие иголки на снегу. Дорожка черная, захоженная. Лес темный, не шелохнется. Пробивается солнце — глянцевое, мерцает, запорошенное зимними облаками.
Воронка. Черная земля на низу.
* * *
Во фронтовой немецкой газете приведена выдержка из книги "Гитлерюгенд":
"Фактически сжигание — <108> это специальность новой молодежи. Границы малых государств империи также были превращены в пепел огнем молодежи. Это простая, но героическая философия: все, что против нашего единства, должно быть брошено в пламя".
* * *
В освобожденной деревне. Вокруг бойцов кружком девчата. Глядят не наглядятся. А одна, выбравшаяся из Ржева, всего хлебнувшая, непримиримо так спрашивает, запальчиво:
— Где ж вы были в январе год назад? В Ржеве тогда немцы в панике бежали. Русская речь слышна была уже в Городском лесу и со станции. Особенно ранним утром. На чердак заберешься, хочется крикнуть: "Русские, идите!" Голыми руками взяли бы их. Тут бы все помогли. Где ж вы были?
Нахмурились. Что солдат может ответить? Молчат. А один нашелся.
— А что? — Отставил ногу в валенке, пристукнул пяткой, покачал носком и с вызовом: — Чем в поле помирать, лучше в бабьем подоле. Там и пригрелись.
И, унося обиду, пошли они, не вылезавшие из боев, своей дорогой, в пекло войны.
* * *
Длящаяся уже полтора года война имеет свое прошлое, значит — историю. То, что происходит сейчас, — хроника. А то, что было в войну год назад, — уже эпос. Во всяком случае, я имею возможность это ощутить, потому что мы возвращаемся на места, связанные с тяжелыми днями прошлогоднего февраля, когда дивизии были отрезаны от своих. Сейчас на этих пожарищах, в этих лесах, на этих большаках память выносит из глуби (год прошел!) целые куски пережитого. И все то, что пережито тогда, видится уже на отдалении и, может, даже сейчас сильнее и драматичнее, и всем, кто выжил, памятна та ночь. Мне рассказали о ней:
