Билл кивнул.
— Теккерей, Скотт, Диккенс — вот настоящая литература.
— Скучновато, — сказал Билл откровенно.
Дядя посмотрел на него серьезными серыми глазами.
— Сказано смело, мой друг. Смело и глупо. Большие мысли никогда не приходят сразу и никогда сразу не понимаются людьми. От непонимания они кажутся скучными… Положи полдюжины виски в лохань с водой, — распорядился он вдруг, — виски приятно пить, когда оно холодное. О чем я?.. Да, Диккенс. Не суди людей по первому впечатлению. Первое впечатление всегда грубо. Это впечатление глаз, но не сердца. Хороший писатель горек снаружи и сладок внутри. Плохой — как пилюля. Сверху обсыпан сахаром… Достань еще пять стаканов, мальчик. Тех, что на стойке, не хватит. Вечером у меня соберутся друзья.
Через неделю Билл познакомился со всеми. Они называли себя «профессиональными южанами». Они пили виски, курили сигары из вирджинского табака, вспоминали подвиги гражданской войны и раскатисто хохотали. Они умели говорить так, что было смешно.
Билл освоился быстро. Он слушал их разговоры. Он хохотал над их шутками, а порой и сам вставлял несколько хлестких словечек в беседу. Они принимали Билла как взрослого. И Билл ценил их внимание и гордился им.
Иногда он приносил в драгстор гитару и пел. Голос у него был небольшой, но приятный.
Когда остроумие приглушалось хмелем, начинали спорить. Драгстор становился похож на салун, только в этом салуне не было чужих. Дымилось одновременно двенадцать сигар. Говорили все разом. В черном прямоугольнике распахнутой двери покачивались звезды. Дядя Кларк спорил с адвокатом Беллом.
— Цивилизованное варварство, Вильям! — грохотал дядя Кларк, сидя верхом на табурете. — Колумб преподнес нам эту землю, как рождественскую игрушку. Что мы сделали с ней?
Мы пропитали ее кровью и потом негров. Мы истязали чернокожих. Мы их убивали. А убив, поднимали глаза к небу и до тошноты говорили о христианском смирении. В конце концов мы развязали гражданскую войну. Не конституция сейчас нам нужна, а второй герой Осоатома. Второй Джон Браун, черт побери!
Белл хитро щурил глаза.
— Ты северянин, Кларк. Тебе не понять наших отношений с черными.
Лоснились потные лица. В стеклянных розетках мигали свечи. Билл метался по салону. Он еле успевал слушать и наливать стаканы.
Расходились в глухой час. Во дворах тоскливо подвывали собаки. Белая, ослепительная луна стояла над городком.
Однажды Билл сидел в провизорской и рисовал. Еще в школе у тети Лины он научился неплохо держать в руках карандаш. Он набросал внутренний вид салона. Стойку с огромной бутылкой, на которой написал: «Перигорик». Адвоката Белла с преувеличенно длинным лицом и прищуренными глазами. Белл собирался выпить. Обеими руками он держал большой стакан. Рисунок удался. Особенно хорошо получилась горбина наносу Белла. Хорошо бы изобразить и других посетителей. Например, Джэка Хигби в клетчатых брюках и Брайтона Венделя.
Он нарисовал и это. Ему понравилось. Одно за другим появлялись на бумаге лица «профессиональных южан». Чтобы не забыть, он сразу подписал рисунок:
«Гринсборский клуб остряков».
Подумал и написал еще:
«Войны в ближайшее время не будет, — говорит мистер Хигби, — потому что у меня сейчас нет свободных денег». За стойкой он нарисовал самого себя.
— Ну-ка, покажи, — сказал дядя Кларк.
Билл вздрогнул и вскочил. Он даже не услышал, как дядя вошел в комнату.
Дядя передвинул рисунок на середину стола и наклонил голову вбок.
— Так, — сказал он. — Так. Так. Смотри-ка, а ведь это Белл. А это… убей меня бог, если это не Юст Паркенстэкер. Да ведь ты настоящий художник, Билли! Похожи, ей-богу, похожи!
Он передвинул взгляд ниже, сказал: «а…» и вдруг обрушился в качалку и захохотал.
— Что… э-ха-ха-ха! Что сказал… мистер… Хигби? Почему. не будет войны в… в ближайшее время? Почему?
— Потому что у мистера Хигби нет на войну свободных денег, — серьезно ответил Билл.
Дядя наконец выхохотался. Он сложил рисунок вчетверо и спрятал его в карман.
— Отлично, сэр. Вот вам доллар. Нет, вот вам доллар и двадцать центов за работу. Они должны увидеть. Они это увидят сегодня вечером.
Карикатура произвела впечатление. Листок ходил по рукам.
Сэр, — торжественно сказал Джек Хигби, обращаясь к Биллу. — То, что вы сказали от моего имени, вы сказали лучше меня!
Я хочу заказать вам поясной портрет для моей фамильной галереи, маэстро, — продекламировал Юст Паркенстэкер. — Оплата наличными.
Брайтон Вендель угостил Билла манильской сигарой. А Вильям Белл сказал:
— Я просто хочу с ним выпить. Давай-ка пару шотландского, сынок. Надеюсь, ты не откажешься?
С той поры каждый вечер завсегдатаи клуба остряков получали два-три рисунка.
Иногда карикатуры были подписаны. И подписи эти всегда попадали в цель, как меткий выстрел.
По воскресеньям, надев праздничный костюм и повязав темно-синий шейный платок, Билл шел в церковь. Для всех Портеров, даже для резкого Кларка, вера в церковь и благочестие были естественны, как солнечный свет.
Служба в старой церкви, построенной еще первыми поселенцами, начиналась в десять часов утра благодарственным гимном.
— Узрим, о господи, твой лик… — поднимались голоса прихожан под темный свод, и даже самые закоренелые грешники городка с просветленными лицами стояли в проходе между молитвенными скамьями.
После гимна священник читал объявления о браках, о покупке и продаже земельных участков, о сборе пожертвований на строительство нового сруба для школы и о собраниях разных обществ.
За сим следовала получасовая молитва, и все завершалось великолепной проповедью на какую-нибудь свеженькую городскую тему. Преподобный Сизерс умел так искусно составлять свои проповеди и читал их с таким блеском, что слушать его приезжали любители даже из Хайт-Пойнта — двадцать миль по пыльной дороге.
Билл всегда внимательно слушал проповеди от начала и до конца. Ему нравились те неожиданные суждения, которые преподобный Джошуа Сизерс извлекал из самых пустяковых случаев городской жизни.
В одно из воскресений, выходя из церкви после заключительного благословения, он нашел на паперти карманный молитвенник.
Он перелистал его. На первой странице красивым почерком было написано: «Сюзанна Колман».
— Колманы… — пробормотал он. — Это, кажется, на восточной стороне.
Молитвенник, переплетенный в темно-коричневую кожу с тисненым золотом распятием, стоил не меньше двух долларов.
Билли решил отыскать Колманов. Он без труда нашел дом с яркими клумбами под окнами. На стук дверного молотка вышла черноволосая девушка в белом воскресном платье.
