(Теперь «наши границы» оказались… в Центральной Европе – в Чехословакии!)
Закончил Коба кратко:
– Хватит с ними нянькаться! В Чехословакии был жестокий неурожай. Мы спасли их в этом году от голода. Но как, ты знаешь, товарищ Сталин не меценат. Пусть расплачиваются. Короче, Политбюро… – (так он себя все чаще называл), – решило дать пинок под жопу буржуазному правительству. Президентом Чехословакии станет хорошо знакомый тебе коммунист товарищ Готвальд. – (Я знал Готвальда по работе в Коминтерне, перед войной он долго жил в Москве.) – Привезешь его ко мне в воскресенье.
Я отправился в Прагу. В воскресенье, когда члены буржуазного правительства, не зная о «пинке под жопу», отдыхали за городом на своих виллах, с аэродрома нашей воинской части под Прагой вылетел самолет. На нем я вез в Москву товарища Готвальда. Он сильно нервничал, весь полет курил и много пил.
В Кремле его принял Коба. Краткое содержание беседы: «Никаких социал-демократических прикрытий больше не потерпим, в Чехословакии должен быть коммунистический строй. После взятия вами власти, думаю, вам следует выдвинуть хороший лозунг: “С Советским Союзом на вечные времена”. Уверен, этот ваш лозунг обязательно подхватят все дружественные страны Восточной Европы. Мы вам верим, товарищ Готвальд».
Готвальд был очень испуган. Он долго благодарил Кобу за доверие. Потом начал «мэкать-экать», мялся, но все-таки сказал, что не хочет крови, а президент Бенеш, конечно, не согласится добровольно уступить власть.
Коба прервал зло:
– Сказали глупость, товарищ Готвальд. Вы – коммунист. Коммунизм не строят в белых перчатках. Кровь будет, если потребуется. Хотя, думаю, товарищ Фудзи все организует по возможности мирно.
Повторюсь: я, как и Готвальд, не хотел крови. Я попросил Кобу выпустить из тюрьмы нашего старого друга Вано Цхакая – он как никто годился для подобных дел. К тому же в конце тридцатых работал нелегалом под крышей посольства в Праге. Вано был старым большевиком, участвовал с нами в знаменитом захвате золота в Тифлисе. Великой ярости был боевик. Коба мрачно согласился.
– Может, примешь его перед поездкой? Для него это будет таким подарком…
– Я выпустил тебе этого троцкистского шпиона… достаточно!
Видеть старого друга он не хотел!
Я улетал в Прагу. Вместе со мной летел Вано Цхакая. Он был без зубов. Его руки были сильно воспалены – надевали наручники с шипами… К счастью, он вовремя согласился признать себя английским шпионом (хотя это было нелогично, он всегда работал в Чехословакии), так что руки остались целы.
(До сих пор гадаю, зачем Кобе нужны были эти признания. Но уверен: для того, чтобы презирать тех, кого он сажал.)
В Праге мы вставили Цхакая отличные зубы. Вскоре из Москвы прибыл специальный поезд с тремя тысячами наших солдат, переодетых в штатское.
Я поехал уговаривать президента Бенеша… Он принял меня ночью в Пражском Кремле. Говорить пришлось немного. Я положил перед ним его долговое обязательство. Оно было подписано им в сороковом году после прихода немцев в Прагу. Он тогда взял у нас большую сумму, чтобы, покинув Чехословакию, безбедно жить в эмиграции (его счета в Чехословакии были арестованы Гитлером).
Далее разговор был самый банальный.
– Эта бумага сильно подорвет образ независимого политика Бенеша, любимого вашим народом. Но зачем? Сопротивление бесполезно. Подготовлены рабочие дружины. К ним присоединятся переодетые в гражданское наши солдаты. Короче, вам решать: уйдете без крови или с большой кровью, но все равно уйдете?
Бенеш выполнил наши условия, и Готвальд стал президентом.
Так что обошлись без крови. Что же касается загадки самоубийства министра иностранных дел Массарика, выбросившегося в эти дни из окна своей квартиры, сказать ничего определенного не могу. Но я к этой крови отношения не имею. Возможно, мой друг Цхакая мог бы рассказать об этом куда подробнее.
Коба наградил меня орденом. Однако наша с ним идиллия вскоре была нарушена. Все началось с истории Валленберга.
В 1947 году я узнал о Рауле Валленберге. Этот шведский дипломат в Будапеште спас тысячи евреев. Передавал им шведские охранные паспорта, изготовленные им собственноручно, на самом деле никакой силы не имевшие. По этим паспортам евреи выезжали в Швецию. Чтобы немцы верили этим документам, платил большие взятки. Такой конвейер спасения наладил этот замечательный швед.
Был он из знаменитого рода Валленбергов – богатейших шведских магнатов. В свое время наши агенты похитили у них секрет производства подшипников. Тем не менее семья Валленбергов оставалась к нам расположена и в сороковом даже помогала заключить мирный договор с Финляндией. Перед войной с Гитлером их банк содействовал нам в покупке столь нужного для самолетов никеля.
Валленберг исчез сразу после освобождения Будапешта нашими войсками. Говорили, что его пригласили в наш штаб и более его никто не видел. По грубой страстности, с которой мы это отрицали, я конечно же все понял.
Семейство Валленбергов неоднократно посылало в СССР запросы, но тщетно – мы объявили, что ничего не знаем о его судьбе.
Я сумел выяснить, что арест действительно был, и осуществлен он по распоряжению высшего военного руководства. Кого-то волновала личность Валленберга, а скорее, информация, которой он владел.
Я много думал о том, что же это была за информация? Попытаюсь изложить свои суждения…
Как известно, накануне гибели Рейха его вожди пытались спастись с тонущего корабля. Вождь Рейха номер два Гиммлер решил наладить связи с Западом через шведа графа Бернадотта, торгуя судьбой евреев в концлагерях.
Но были в Рейхе люди, уверенные, что надо вести переговоры не с Западом, а со Сталиным. Так считал самый таинственный человек Рейха – «человек без тени», как его называли, гитлеровский Фуше, могущественный шеф гестапо Мюллер. На нем, как и на Гиммлере, лежала вина за гибель миллионов евреев и за концлагеря.
И с 1943 года он начинает вести удивительные беседы… После гибели несчастной «Красной Капеллы» у него состоялся интересный разговор с Шелленбергом, который тот опубликовал в мемуарах.
Мюллер с тоской говорил этому главе немецкой военной разведки о… притягательности русских коммунистических идей для немецких интеллектуалов: «Наше интеллектуальное руководство со своим неясным внутренним миром (это он о Геббельсе) не может спорить с коммунистическим Востоком…» И делает удивительный вывод: «Я все больше склоняюсь к тому, что Сталин находится на правильном пути. И если бы я мог как-то повлиять на ход дела, то мы объединили бы со Сталиным свои силы. Это был бы удар, от которого Запад со своим проклятым притворством никогда не смог бы оправиться!»
