рассказал такую историю. Когда он был «совсем молодым», в 1968 г., случилось сложное и трагическое событие – ввод советских войск в Чехословакию. Событие широко обсуждалось и в мире, и у нас в стране, причем у нас обсуждения проходили как «официально», на различных производственных собраниях, так, естественно, и «на кухнях». На первых обсуждали информацию из нашей прессы, на вторых – информацию «Би-би-си» и «Голоса Америки». И главное было при этом – не перепутать, где и что можно и следует говорить. Состоялось такое «официальное обсуждение» и на кафедре ОХТ. И на этом заседании Евгений «перепутал» аудиторию и заявил, что он – против ввода войск! Можно себе представить гнетущую тишину, возникшую после такого заявления! Люди житейски опытные, конечно же, уже прикидывали в уме последствия такого заявления и для Дмитриева лично, и для коллектива «мятежной кафедры»… И тут встает Жорж Абрамович, и говорит: «Ты, Женя, ещё молодой, многого не понимаешь… Со временем это пройдёт… А мы пока не будем заносить в протокол заседания кафедры эту твою мальчишескую болтовню…». После же заседания он подошел, приобнял за плечи, и сочувственно покачал головой… И ведь этим он спас меня от очень серьезных неприятностей, закончил свой рассказ Е. Дмитриев».
Разумеется, Жорж Абрамович и газеты читал, и «Голос Америки слушал». И мнение свое о событиях имел. А то, насколько и информации этих источников были разными, и как по-разному их можно было интерпретировать, видно вот из этой выписки из протокола заседания Парткома МХТИ, где один из хороших знакомых Жоржа Абрамовича, его коллега по факультету ТНВ и заведующий иностранным отделом МХТИ Евгений Ильич Сурков, говорил следующее:
И, попади реплика Е. Дмитриева в протокол заседания кафедры, ему пришлось бы объясняться и с Е. И. Сурковым, и с его «вышестоящими начальниками» – откуда у него такие настроения, если «в нашей печати ничего об этом не печатается?». Так что реакция Жоржа Абрамовича на искренний порыв молодого лаборанта Жени Дмитриева была не просто быстрой, взвешенной и очень человечной, но, судя по всему, просто спасительной для него>.
16.19. Выписка из заседания партбюро ТНВ факультета (1968 г.). [132]
А он прекрасно понимал, что – «там», и что – «здесь»… Какие перспективы были у него «там», и какие – «здесь». Другое дело, что «здесь» те перспективы, те идеи, которые он проповедовал, исказили и перевернули наизнанку. Здесь его не понимали, и не хотели понять. Особенно в поддержании и развитии того учебного курса, который он вел. Маленькая деталь. Жорж Абрамович учил меня: «У тебя на любую поломку должны лежать три запчасти. Если что-то вышло из строя (а студента винить за поломку нельзя – он ведь сюда учиться работать пришел!), ты быстренько меняешь деталь, и лаборатория продолжает работать». Он заботился о создании ремонтной базы. И поэтому никогда не разрешал выбрасывать старые приборы. Ведь там всегда может оказаться какая-нибудь необходимая запчасть. Ну, хоть манганин какой-нибудь, маленькое сопротивленьице. Ведь тогда все делалось своими руками! А что сейчас с запчастями? (тяжело вздыхает).
Ю. Л. Однако, вернемся к теме Жоржа Абрамовича! Ты помнишь его фотографию на стенде ветеранов войны?
Е. Д. Да!
Ю. Л. А когда ты там ее увидел?
Е. Д. Ну, ты и вопросы задаешь! Когда я начинал работать в институте, у меня голова была занята совсем другими вещами. Конечно, я не помню…
Ю. Л. Ладно… А ты помнишь, как Жорж водил машину?
Е. Д. Да, помню. У него был желтый «Жигуленок» первой модели. И водил он очень хорошо. Вероятно, он научился водить в Америке. Это было видно по тому, как он подъезжал, парковался, как трогался с места. Мягко, аккуратно… Я много раз видел это на улице напротив проходной. [133]
Ю. Л. А сейчас на кафедре осталось что-то от практикума времен Жоржа Абрамовича?
Е. Д. Да, осталось, но все постепенно выбрасывается… Я предложил воссоздать некоторые стенды тех времен. Их можно было бы показывать студентам как память и по каким-то вопросам – как учебные пособия.
Ю. Л. Но тогда все было построено на аналоговых машинах…
Е. Д. А их сейчас выбросили…
Ю. Л. А зря!
Е. Д. Конечно! Американцы и сейчас продолжают разработки аналогово-цифровых машин. И их «Аполлоны» летали именно с этими машинами. И наши «Луны»!
Ю. Л. Кстати, а в ходе практикума Жорж свои знания американской техники, свой американский опыт, каким-то образом демонстрировал?
Е. Д. Иногда. Очень редко… Тут нужно сказать, что у него был такой принцип: лаборант в лаборатории должен быть помощником преподавателя. Лаборант должен был не подсказывать как делать – за это он меня сильно ругал – а показывать студентам, как и что делается. Я начинал вслушиваться в то, что говорит преподаватель и скоро нашел общий язык и с Ириной Климентьевной, и с Жоржем.
Ю. Л. Ты, прости, отвлекся. Так что из своего американского опыта он демонстрировал студентам?
Е. Д. Понимаешь, принципиально то, что когда он был «там», то и «там» ещё не было компьютеров! Так что никаких принципиальных вещей по технической сути курса он не мог ни взять «оттуда», ни демонстрировать их студентам. Но вот такой пример. Сущность обратной связи – положительной и отрицательной – он растолковывал студентам на примере работы фирмы! Отрицательная обратная связь объяснялась как способность критического отношения к результатам своей работы. Если фирма не умеет критически анализировать свою работу – она прогорает! Я сам понял этот принцип на этом примере. И студенты воспринимали такое объяснение с интересом, при этом не задумываясь, что никаких таких фирм у нас нет – это ведь чисто американская аналогия!
Ю. Л. А вот «меркантильный вопрос». У Жоржа были хоздоговоры с Воскресенском. Как, по-твоему, справедливо ли распределялись деньги, получаемые по этим договорам?
Е. Д. Да, конечно. Все кто действительно работал по теме, получали свои деньги. А то, что были реальные договоры с Воскресенском, говорит только о том, что Жорж был умным и настоящим исследователем.
Ю. Л. А почему он тогда не защитил докторскую?
Е. Д. Не хотел. Тогда для этого нужно было выдающееся внедрение. А что такое он мог внедрить? Это требовало очень больших усилий. Да и, думаю, ГРУ не разрешало ему «высовываться»… Ведь Америка требовала его выдачи…
Ю. Л. Да, мне об этом когда-то говорил Лев Гришин…
Е. Д. Конечно! Ведь американцы считали, что он их гражданин и по роду своей работы он
