Это мнение опровергается как письмами, которые они писали друг другу на протяжении многих лет, так и той щепетильностью, которую Петр Ильич проявил в самом начале их дружбы.
«Несмотря на самые решительные отнекивания одного моего друга [Котека], хорошо и Вам известного, я имею основание предположить, что его милому коварству я обязан тем письмом, которое получил от Вас сегодня утром. Уже при прежних Ваших музыкальных заказах мне приходило в голову, что Вы руководились при этом двумя побуждениями: с одной стороны, Вам действительно хотелось иметь в той или другой форме то или другое мое сочинение; с другой стороны, прослышав о моих вечных финансовых затруднениях, Вы приходили ко мне на помощь. Так заставляет меня думать слишком щедрая плата, которой Вы вознаграждали мой ничтожный труд. На этот раз я почему-то убежден, что Вы исключительно или почти исключительно руководились вторым побуждением… Мне очень бы не хотелось, чтобы в наших отношениях с Вами была та фальшь, та ложь, которая неминуемо проявилась бы, если бы, не внявши внутреннему голосу, не проникнувшись тем настроением, которого Вы требуете, я бы поспешил смастерить что-нибудь, послать это “что-нибудь” Вам и получить с Вас неподобающее вознаграждение. Не промелькнула ли бы и у Вас невольно мысль, что я слишком податлив на всякого рода музыкальную работу, результатом которой являются сторублевые бумажки? Не пришла ли бы Вам неожиданно в голову мысль, что, будь Вы бедны, я бы отказался от исполнения Вашей просьбы? Вообще в моих отношениях с Вами есть то щекотливое обстоятельство, что каждый раз, как мы с Вами переписываемся, на сцену являются деньги… Тем не менее в презренном металле я действительно очень нуждаюсь… я попал в очень неприятное скопление денежных затруднений, из которого без посторонней помощи выйти не могу.
Эту помощь я теперь решился искать у Вас. Вы – единственный человек в мире, у которого мне не совестно просить денег. Во-первых, Вы очень добры и щедры; во-вторых, Вы богаты. Мне бы хотелось все мои долги соединить в руках одного великодушного кредитора и посредством его высвободиться из лап ростовщиков. Если бы Вы согласились дать мне заимообразно сумму, которая раз навсегда освободила бы меня от них, я бы был безгранично благодарен Вам за эту неоценимую услугу. Дело в том, что сумма моих долгов очень велика: она составляет что-то вроде трех тысяч рублей. Эту сумму я бы уплатил Вам тремя различными путями: 1) исполнением различного рода работ, как, например, аранжементов, подобных тем, которые я для Вас уже делал; 2) предоставлением Вам поспектакльной платы, которую я получаю с дирекции за мои оперы, и 3) ежемесячной присылкой части моего жалованья» [104].
Первое – Чайковский прямо пишет о том, что не намерен получать материальную помощь под видом заказов музыки.
Второе – ему не хочется, чтобы деньги играли определяющую роль в отношениях с Надеждой Филаретовной.
Третье – он готов принять материальную помощь, поскольку нуждается в деньгах, но не в качестве дара, а в качестве кредита. Да, действительно, лучше иметь одного кредитора, чем дюжину, это удобнее. Особенно такого кредитора, как Надежда Филаретовна, которая не станет озадачивать себя и своего должника начислением процентов.
Четвертое – просьба денег сопровождается изложением четкого плана погашения долга.
А теперь вопрос: если бы дело было в одних лишь деньгах, то стал бы Петр Ильич писать такое письмо? Однозначно не стал бы, а просто продолжил бы выполнять заказы. Неизвестно, сколько платила Надежда Филаретовна за одно произведение, но коль уж Чайковский называет вознаграждение «неподобающим», то можно предположить, что оно составляло не менее ста пятидесяти рублей, а то и все двести [105]. Три тысячи – это пятнадцать-двадцать «неподобающе вознагражденных» заказов, их можно заработать за пару лет.
Но вернемся к Надежде Филаретовне. Выйдя замуж в семнадцать лет, она родила за двадцать восемь лет брака восемнадцать детей, из которых к моменту начала переписки с Чайковским в живых осталось одиннадцать, а еще один сын (Миша), умер позже – в 1883 году. 26 января (7 февраля) 1876 года Надежда Филаретовна овдовела, а в конце того же года началось ее заочное знакомство с Петром Ильичом… Сухие факты не дают полного представления о человеке и не могут передать того, что расскажут близкие люди.
«Чтобы понять более поздние события, не следует забывать, что моя бабушка [Надежда Филаретовна] вышла замуж, когда ей едва исполнилось семнадцать лет, и я очень сомневаюсь в ее чувствах к человеку, которого она приняла. Она дважды отказывала ему и, конечно, не питала страстной любви, которая приходит в более зрелом возрасте. Она любила его, была ему более чем хорошей женой и родила много детей. Всего у нее было восемнадцать родов. Ее амбиции были направлены в его сторону, не в свою, и это так. Но какой-то уголок ею существа не был разбужен или к нему вообще не было прикосновения. Возможно, она и не знала, что он существует. Однако этот уголок существовал.
Она была богата, уважаема, дети выросли, некоторые из них уже вступили в брак, ее муж находился на вершине своей репутации, и вряд ли она осознавала возможность урагана, который перевернул ее жизнь… Когда ей было сорок лет, она познакомилась с человеком, который был моложе ее на несколько лет (Александр Иолшин, инженер путей сообщения). Что случилось, я знаю весьма туманно, но могу себе представить. Он был под большим впечатлением от изумительной женщины, которая привлекала его, ее также потянуло к красивому и приятному человеку. Страсть понеслась над ними как гроза, которая внезапно начинается и так же внезапно проходит… Моя бабушка прекратила это, но не без последствий. Родилась темноглазая и любимая Милочка [106]. Но и это, увы, еще не было концом. Надежда Филаретовна не открылась мужу. Почему? Кто знает?..
Четыре года мой дед не знал ничего. Может быть, из-за того, что у него было не очень здоровое сердце, и бабушка опасалась шока, если бы она ему призналась. И вот 24 января 1876 года мой дед ночным поездом выехал по делам в Петербург, как он это делал почти каждую неделю. Обычно он останавливался в доме своей дочери графини Александры Беннигсен. На следующий день вечером во время мирного послеобеденного разговора моя тетя Саша сообщила деду, что младшая дочь – не его ребенок. Ошеломленный и сильно расстроенный, он удалился в свою комнату и через несколько часов, утром 26 января, скончался от сердечного приступа.
Ну, а что произошло с любовником бабушки? Он ее не забыл. В течение всей его жизни моя бабушка
