На новую одежду денег не хватало, голубая юбочка сделалась слишком узкой в бедрах, а запаса, чтобы Ана могла ее еще раз расширить, совсем не осталось. Однако девушка нашла выход: купила недорогие мальчишеские брюки, вывернула наизнанку шерстяной жакетик с застежками спереди, придав ему тем самым совершенно иной (и более привлекательный, даже соблазнительный) облик, и как-то вызвала своим появлением в классе такую сенсацию (девушкам не полагалось носить брюки), что ее дважды отсылали обратно домой, чтобы она снова влезла в тесную юбочку — разумеется, безрезультатно.
«Вдруг все началось словно бы заново», — сказала она впоследствии об этом периоде.
Даже девушки стали немного обращать на меня внимание, наверно, потому, что думали: «Гм, с этой надо держать ухо востро!» В школу я ходила пешком, и это было настоящее удовольствие. Все мужики сигналили — знаешь, те, кто ехал к себе на работу, притормаживали и махали мне рукой, а я тоже махала им. Мир стал вдруг доброжелательным.
На самом деле — даже более чем доброжелательным: мир реагировал на нее позитивно и энергично. Норма Джин охотно отвечала на веселые заигрывания новых обожателей. Билет на поездку с Небраска-авеню до школы имени Эмерсона стоил всего-навсего пять центов, но девушка предпочитала идти в школу пешочком — в окружении двоих, троих, а то и больше ребят, которые спорили насчет того, кому выпадет привилегия нести ее учебники и пакет с бутербродами. То же самое повторялось днем, после окончания уроков.
«Физически она развилась быстрее, чем большинство из нас, и не стыдилась подчеркивать свою фигуру», — уверяла Глэдис Филлипс.
Казалось, ее тело просвечивает сквозь свитер. И хотя в ту пору редко случалось, чтобы девушки, отправляясь в школу, подкрашивали губы ярко-красной помадой и делали макияж, но Норма Джин поступала именно так. По этой причине некоторые ученицы считали ее вызывающей — хотя на самом деле они ей, разумеется, завидовали. Ничего вульгарного в том, как она одевалась, не было, но, когда в классе называлось ее имя, мальчики улыбались и поднимали брови, а иногда можно было услышать, как кое-кто из них отчетливо урчит «Мммммммммм!» — никогда этого не забуду! Норма Джин внезапно начала выделяться в толпе!
Это выглядело так, словно детские мечты Нормы об окружающих ее со всех сторон воздыхателях и обожателях в какой-то степени начинают сбываться. После многих лет, проведенных под опекой Грейс, Норма Джин отлично знала, как накраситься, чтобы обратить на себя внимание; однако сейчас, осознавая властную силу своей фигуры и чисто сексуальную привлекательность, которая манила и притягивала парней, она не ленилась вскакивать с постели ранним утром и уделять целые часы тому, чтобы вырядиться перед школой. Если верить словам Глэдис Филлипс, однажды Норма Джин чуть ли не час простояла в туалете для девушек, все это время причесывая и перечесывая свои светло-каштановые волосы и перебирая в пальцах каждый локон, каждую прядку. В школе начали шептаться, что когда бы и кто бы из девушек ни заскочил в туалетную комнату, там всегда оказывалась Норма Джин, поправляющая свой макияж.
Она действительно пыталась стереть неприятное прошлое, в котором можно было растеряться и затеряться. Шлифуя и оттачивая свою внешность перед зеркалом, девушка в некотором роде меняла себя — еще совсем недавно потерянного, всеми отвергаемого, одинокого и покинутого ребенка, — преобразуясь, как ее часто призывала Грейс, в совершенно другого человека. А средства для достижения этой цели были под рукой, потому как в Лос-Анджелесе можно было купить самую радужную, самую новейшую и самую дешевую косметику во всей Америке. На бульваре Голливуд во время уик-эндов было не протолкнуться от уличных торговцев, раздающих задаром образчики новых сортов губной помады, румян, пудры, карандашей для подводки глаз и всяческих одеколонов. Когда ей было тринадцать лет, Норма Джин Бейкер неожиданно осознала, что вполне в состоянии быть привлекательной и манящей, и захотела использовать это — совершенно невинным образом, то есть так, чтобы не подвергать себя риску тех омерзительных ситуаций, которые она пережила с Доком и Джеком. В принципе, она полагала, что может предложить другим только это свое новое обретение — внешность, — что только ею она может блеснуть. Пожалуй, в глубине души Норма Джин понимала: никто особо не считался с ее мнением или чувствами и, стало быть, только ее наружность, ее тело умеет будить восхищение и обожание — так, как это обстояло и с верными поклонниками из ее детских грез.
Норма Джин, как уверяют все ее школьные подруги, вовсе не выглядела исключительно красивой девочкой; ни в ее волосах, ни в чертах лица не было ничего из ряда вон выходящего. Но от нее исходило то, что Мэри Бейкер Эдди назвала — в совершенно ином контексте — «животным магнетизмом».
Следует, однако, подчеркнуть, что в 1939 году столь явное и искреннее демонстрирование чувственности вовсе не означало сексуальной доступности — хотя Норму Джин все-таки, пожалуй, считали (так утверждает Глэдис Филлипс) «несколько вызывающей». Впрочем, если даже она и притягивала внимание, в этом не было ни обещания, ни угрозы. Девушка владела ситуацией.
Кроме того, секс не являлся в те времена настолько популярным занятием в средней школе, как это стало позднее. Противозачаточные таблетки вообще не были еще известны, а простейшие средства предохранения для мужчин и для женщин были труднодоступными (в принципе, официально все они в силу закона о здоровом продовольствии и лекарствах от 1933 года вообще считались нелегальными); однако прежде всего тогда повсеместно боялись венерических болезней — ведь в 1939 году антибиотики вроде пенициллина не были еще усовершенствованы и доведены до такого состояния, чтобы их можно было применять в широких масштабах. Тайный поцелуй поздним вечером на крыльце, не заходящие слишком далеко ласки во взятом напрокат или одолженном автомобиле где-то далеко наверху, на шоссе Маллхолэнд-драйв, откуда, как на ладони, далеко внизу были видны мерцающие городские огни, — в этом состояли допустимые границы секса для большинства молодых жителей Лос-Анджелеса. Воображение отдельных ребят из средней школы мог разжечь вид «вот та-а-акой девчонки» или же развешанных повсюду киноплакатов, которые говорили о «бурных страстях, распаляющих кровь в жилах», но единственное беснующееся пламя, действительно не поддававшееся в то время сдерживанию, бушевало в документальных кадрах кинохроники, показывающих начало войны, которая вспыхнула в Европе. Глэдис Филлипс и другие одноклассники Нормы вспоминают, что временами в школе циркулировали слухи про ту или иную «испорченную» девушку или «разнузданного» юношу, но никогда эти сплетни ни в коей мере не касались Нормы Джин.
